[IT: The Losers Club]

Название: О неудачниках из Дерри
Автор: h_Ronnia
Бета: Собака серая
Форма: сет пирожков
Пейринг/Персонажи: клуб неудачников, Пеннивайз
Категория: джен, гет
Рейтинг: PG
Количество: 6 шт.

возьмите шарик и кораблик
возьмите по билету в цирк
но испугайтесь хоть немного
я для кого тут феерю

отец возненавидел бевви
игнорит билли его мать
а эдди просит их
ребята а научите так меня

у стэна птицы и бинокль
и резко негативный взгляд
на предложение от ричи
в бинокль за беверли смотреть

дуэль кричал в запале билли
дуэль в ответ срывался бен
а вслух друг другу так любезно
о это ты привет чувак

смущённо беверли прикрыла
руками край своей груди
а бен свою не прикрывает
у бена не хватает рук

не любят детки кушать кашку
они едят сплошной фаст-фуд
а пеннивайз в негодованье
он так-то топит за ПП

Название: О новостях Дерри
Автор: h_Ronnia
Бета: Собака серая
Форма: сет хайку
Пейринг/Персонажи: жители Дерри
Категория: джен
Рейтинг: PG
Количество: 5 шт.

Голос из слива
Мать Бетти Рипсом просит
Дочь не шуметь

Мчится по лужам
Резвый мальчишка это
Не Джорджи

Качает люльку
Миссис Хокстеттер
Бездетная мать

Лучший удар Белч
Аж пробивает небо
Жаль, удар по тебе

Адриан Меллон
Эй, как любится Дерри
Из канала

Название: Неудачи Пеннивайза начинаются
Автор: Bohemian Rhapsody I
Бета: Собака серая
Форма: сет пирожков
Пейринг/Персонажи: Пеннивайз, Билл, Ричи
Категория: джен
Рейтинг: G
Размер: 5 шт.

я граффити прикинусь ловко
и буду тихо наблюдать
как вы тусите в переулке
что значит вас заметили

какой огромный велик билли
как на таком гонять сейчас
полбанды генри переехал
и мчится прямо на меня

увидел ричи и задумал
кошмарных чудищ и тварюг
для превращенья почему же
я чёртов клоун всё ещё

хотел придумать для детишек
ловушек всяких хитрых но
куда то делось вдохновенье
придётся в холодильник лезть

свою коллекцию игрушек
сложил красиво пеннивайз
теперь не знает как бы это
всё на себя не уронить

Название: Неудачи Пеннивайза не прекращаются
Автор: Bohemian Rhapsody I
Бета: Собака серая
Форма: сет порошков
Пейринг/Персонажи: Пеннивайз, Билл, Джорджи
Категория: джен
Рейтинг: PG-13
Размер: 5 шт.

а пеннивайз любил сюрпризы
встречал незваных он гостей
не заценили те роскошных
когтей

не дал билл присмотреть за джорджи
устроил с пенни громкий спор
и сам же вдруг включил жестокий
игнор

в чём дело пеннивайз сидишь ты
уныл и мрачен и угрюм
опять мой раскритиковали
костюм

предпочитал всегда питаться
детишками что покрупней
внезапно джорджи оказался
вкусней

а пенни нёсся по эфиру
дом бауэрсов он искал
какой они скучнейший смотрят
канал

@темы: Пеннивайз, прочее, Клуб неудачников, город Дерри, фб 18

---

[IT: The Losers Club]

Название: IT Novel Soundtrack
Автор: Фоернутая
Форма: фанмикс
Категория: джен
Рейтинг: G
Размер: 137 композиций
Продолжительность и вес: 07:10:06, 947 Mb (скачать архив)
Примечание сборник всех песен, так или иначе упомянутых в романе «Оно» (при упоминании лишь имени исполнителя выбиралась случайная композиция из его репертуара); полный плейлист представлен в архиве

@темы: фанмикс, Оно (книга), фб 18

---

[IT: The Losers Club]

Название: Что представляет собой Пеннивайз: теории относительно его истинной сущности
Автор: **Анна Каренина**
Бета: Собака серая
Форма: фандомная аналитика
Пейринг/Персонажи: Пеннивайз; упоминаются Алый Король, Арделия Лорц, Дандело, Джордж Эльвид, кожеголовые, Чужак, Джим Гарднер, Джек Сойер, Ральф Робертс, Патрик Дэнвилл
Категория: джен
Рейтинг: PG-13
Размер: 3077 слов
Краткое содержание: хотя в основу романа «Оно» во многом легла история Джона Уэйна Гейси, образ Пеннивайза получился намного более сложным. Одним из не выясненных до конца моментов остаётся его истинная сущность: автор не раскрывает, откуда именно Оно пришло и в каком мире живет его подлинная суть. Эта недосказанность позволяет фанатам строить свои теории, которыми мы и собираемся поделиться.
Примечание/Предупреждения: спойлеры к «Оно», «Томминокерам», «Бессоннице», «Под куполом», «Тёмной башне», «Библиотечной полиции», «Нечто серое», «На выгодных условиях», «The Outsider»; в качестве источников использовались обсуждения на официальном форуме Стивена Кинга и Reddit.

Вопрос об истинной сущности Пеннивайза появляется не только у Неудачников: автор не раскрывает, откуда именно Оно пришло и в каком мире живет его подлинная суть. Эта недосказанность позволяет фанатам строить свои теории, которыми мы и собираемся поделиться.

Что представляет собой Пеннивайз
Отчасти образ Пеннивайза отражает арахнофобию Кинга: в романе «Песнь Сюзанны» персонаж, воплощающий авторское «я» (сам Стивен Кинг, появляющийся на страницах собственного романа) рассказывает, что с детства боится пауков. Однажды, после того как маленький Стивен вместе с братом пытался сбежать из дома тёти и дяди, его заперли в амбаре и заставили ждать порки. В этом же амбаре лежали тушки кур, умерших от птичьего гриппа: «По курицам ползают пауки. Пауки копошатся в их внутренностях, маленькие, красные… Если они заползут на меня, я тоже заболею птичьим гриппом и умру. Только потом я вернусь».

Хотя эпизод может быть частью художественного вымысла, причин сомневаться в его правдивости нет. Учитывая неприязнь Кинга к паукам, неудивительно, что он выбрал эту форму для последнего физического воплощения Оно.

Но по своей сути Пеннивайз не является паучихой, как не является клоуном, оборотнем или мумией. Даже последняя форма, в которой он предстаёт, порождена воображением Неудачников — это наиболее близкое восприятие, доступное человеческому разуму. Нет уверенности, что Оно внешне походит на паука — скорее его поведение напоминает о пауке, затаившемся в Дерри как в центре огромной паутины, где он живёт и кормится.

В романе упоминается, что его истинная форма — это мёртвые огни за пределами нашей реальности, пытающиеся в неё пробраться. В этом Оно напоминает Алого Короля: тот заключён на одном из уровней Башни, но его часть может перемещаться и взаимодействовать с людьми (роман «Бессонница»). Так же и Оно находит лазейку в границе между мирами и частично попадает в нашу Вселенную. Ирония заключается в том, что проникшая часть должна подчиняться законам этой реальности, поэтому физической форме можно навредить, используя слабости монстра, которого видит выбранная жертва. Истинная же сущность Оно находится за пределами мира: к ней Пеннивайз пытался забросить Билла во время ритуала Чудь.

Подобная идея возникла у автора предположительно под влиянием произведений Лавкрафта. Кинг не скрывает, что является его последователем: лавкрафтианская манера особо выражена в рассказах «Крауч-Энд», «Поселение Иерусалим», «N». В «Оно» повторяется основная идея творчества Лавкрафта — космический ужас, пришедший на Землю из другого измерения, из древних времён. Косвенные намёки можно рассмотреть и в книге «Пляска смерти», когда Кинг рассказывает о своём понимании фильма «Икс — человек с рентгеновскими глазами»: «Картина становится ужасной в лавкрафтовском смысле, но несколько по-другому, более чистой, что ли, — такое лавкрафтианство использовано в “Чужом”.

Древние Боги, говорил нам Лавкрафт, рядом с нами, и их единственное желание — вернуться; и есть линии силы, доступные для них, продолжает Лавкрафт, которые настолько мощны, что один взгляд на них доводит человека до безумия; силы, настолько могучие, что пожар всей галактики не сравнится и с тысячной частью их мощи.

Я думаю, когда зрение Милланда начало совершенствоваться, неуклонно и неумолимо, он узрел одну из этих линий. Вначале он видит словно призматические меняющиеся огни где-то в темноте… этот свет, который видит Милланд, постепенно становится всё ярче и сильнее. Но хуже всего, что этот свет, возможно, живой и сознаёт, что на него смотрят. Миллард увидел всё до самого края вселенной и от того, что увидел, сошёл с ума. Сила, которая ему явилась, постепенно становится всё яснее и заполняет экран, когда камера как бы смотрит глазами героя: яркое, сверкающее, чудовищное существо, которое никогда не удаётся увидеть отчётливо».

Если понять сущность Оно, можно наконец ответить на вопрос, мёртв ли Пеннивайз. В книге герои уничтожают физическую сущность, но не истинную форму, находящуюся за пределами измерения. Этим и можно объяснить надпись «Пеннивайз жив», которую видят персонажи «Ловца снов»: он продолжает существовать за пределами мира людей, и, возможно, ищет в него новую дорогу.

Но есть и другое, явное указание на то, что Неудачникам не удалось убить даже физическую часть. В романе «Томминокеры» Пеннивайз появляется в знакомом читателю виде: «У Томми начались галлюцинации; когда он вёл машину по Вентверт-стрит, ему показалось, что из-за крышки открытого люка на него с усмешкой смотрит какой-то клоун, у которого вместо глаз сверкающие серебряные долларовые монеты, а в руке, одетой в белую перчатку, — связка воздушных шариков».

Что это означает? Возможно, Оно действительно живёт в форме Пеннивайза и дальше, а Неудачники потерпели полное поражение. Но остаётся вероятность, что действие разворачивается в параллельном мире.

Это доказывает таймлайн: события «Томминокеров» происходят в 1988 г., спустя 3 года после второй битвы с Неудачниками. Даже если Пеннивайз остался жив, он должен залечивать раны, погрузившись в спячку. Время в мире «Томминокеров» определённо отличается: главный герой, Гарднер, попадает в Альгамбру и встречается с Джеком Сойером, персонажем романа «Талисман». Но в изначальном произведении упоминается, что Джек приезжает в Альгамбру со своей матерью в 1981 г. Если время в «Томминокерах» спешит на 7 лет, то Пеннивайз в этой реальности мог ещё не сразиться со взрослыми Неудачниками. Также есть вероятность, что в книге упоминается не сам Пеннивайз: возможно, Бен не уничтожил всех паучат, и перед персонажами предстал один из них.

Другие сущности, близкие к Пеннивайзу
Место Пеннивайза во Вселенной Кинга определяется не столько в самом романе, сколько в последующих произведениях. Многие из них были написаны позже, когда Кинг начал привязывать остальные романы к «Тёмной Башне». Хотя связи многочисленны, мы рассмотрим только ярко выраженные.

Пеннивайз и Алый Король (спойлеры к «Бессоннице»)
Хотя при прочтении «Оно» заметны только косвенные отсылки к серии «Тёмная башня», Кинг всё-таки однозначно установил связь с циклом с помощью романа «Бессонница». Помимо многочисленных намёков, автор открыто подчёркивает аналогии между Алым Королем и Оно.

Изначально Алый Король предстаёт перед главным героем, Ральфом, в виде его матери. Похожим способом Пеннивайз заманивает Джорджи и Стэна, предлагая им умиротворяющие образы. Постепенно Ральф начинает замечать тревожащие несоответствия, и Алый Король принимает вид рыбообразного существа. Образ подсказан забытым детским страхом Ральфа: ребёнком тот думал, что сомы ядовиты, и ожидал мучительной смерти, когда пойманная рыба обвила усиком его запястье. Алый Король не просто использует те же приёмы, что Пеннивайз, он совершенно точно знает о его существовании: «… Я могу стать, кем захочу. Возможно, тебе это неизвестно, но изменение формы тела стало почётным, проверенным временем обычаем Дерри».

Существуют предположения, что Оно — одна из форм Алого Короля. Главным аргументом становится то, что Алый Король в «Бессоннице» использует для перемещения мёртвые огни, которые были одним из проявлений истинной сущности Оно. Но версия не выдерживает критики, поскольку происхождение главного врага Тёмной Башни чётко описано в романах. Скорее всего, Алый Король просто использует то, что уже есть в его распоряжении: мёртвые огни как проявление вечного присутствия агрессии и зла в уцелевшем Дерри.

Вероятнее, что Пеннивайз лишь один из его слуг-пауков, к тому же довольно примитивный: «Оно хотело только есть, и спать, и видеть сны, и есть снова». Он определённо противостоит Матурин, Хранителю Луча, что Кинг однозначно подтверждает в «Песне Сюзанны»: «Допустим, есть некий Луч, который удерживает Землю… И что, если генератор этого Луча установлен на панцире черепахи? Я мог бы это сделать частью развязки романа (имеется в виду «Оно» — прим. автора). …В индуистской мифологии есть огромная черепаха, которая несёт всех нас на своём панцире, и черепаха эта служит Гану, созидающей сверхсиле». Но Пеннивайз, хотя и противостоит Матурин, не знает о Гане и не подозревает о других уровнях Башни; возможно, в своём мире (или Тодэше, пространстве между мирами во вселенной Кинга) Пеннивайз — просто отстающий в развитии психопат, как Патрик Хокстеттер в своём.

Пеннивайз и кожеголовые (спойлеры к «Под куполом»)
Впрочем, если Оно и отстаёт в развитии от других существ на своём уровне Башни, это не означает, что те относятся к людям доброжелательнее. Это доказывают события, разворачивающиеся в романе «Под куполом».

Связь с «Оно» очевидна: символ, который Неудачники увидели на двери, ведущей в логово Пеннивайза, изображён и на таинственном устройстве, генерирующем силовое поле. При контакте с ним человек физически впадает в транс, а его сознание переносится в другое измерение, к неизвестным созданиям, которых Кинг назвал «кожеголовыми».

Как и Пеннивайз, они считают людей низшими существами, но не питаются страхом, а просто развлекаются. Если тот видел в них эквивалент овец («Для Оно Дерри являл собой предубойный загон, где вместо овец находились люди», — пишет Кинг), то кожеголовые воспринимают город как муравьиную ферму и забавляются, будто дети, жгущие насекомых с помощью увеличительного стекла.

Хотя неизвестно, относятся ли кожеголовые и Оно к одному виду, у них явно много общего:

• Как и Пеннивайз, таинственные существа умеют проникать в сознание людей и видеть в их разуме случаи, связанные с насилием.

• Они не имеют формы, которую может адекватно воспринять человеческое сознание, что также объединяет их с Оно.

Существует версия, согласно которой кожеголовые существа — это юные представители того же вида, что Пеннивайз. Правда, с этим предположением плохо соотносится тот факт, что их эмоции более разнообразны: они как минимум способны на любопытство и жалость. Различия отчасти объясняются тем, что эти существа — ещё дети, поэтому их разум открыт для нового, в том числе и для контакта с людьми. Как бы то ни было, кожеголовые и Пеннивайз могут принадлежать к разным биологическим видам, но они явно приходят из одного мира.

Пеннивайз и Дандело (спойлеры к «Тёмной башне»)
Фанаты считают, что персонаж, появляющийся в заключительном романе серии о Тёмной башне, — одна из самых близких к Пеннивайзу сущностей. Дандело предстаёт в образе доброжелательного старика, но позже выясняется, что он высасывает из людей жизненные силы, питаясь их смехом; после смерти он принимает истинную форму, превращаясь в паукообразное создание. Даже Стивен Кинг подтвердил, что Дандело и Пеннивайз с большой вероятностью являются представителями одного вида, существующего где-то в Тодэше.

Правда, он не вдавался в подробности и не высказался по поводу фанатской теории, что Дандело — один из уцелевших паучат Пеннивайза. Версия логична: она хотя бы частично объясняет, как Дандело захватил Патрика Дэнвилла, в детстве жившего в Дерри (персонаж впервые появляется в «Бессоннице»). Возможно, один из подросших паучат отыскал малыша и взял его с собой, воспользовавшись порталом в другой мир. В его качестве мог выступать даже известный дом на Нейболт-стрит, поскольку Кинг проводит параллели между этим зданием и домом на Голландском холме, через который Джейк из «Тёмной башни» попадает в другой мир: помимо общей атмосферы, на обоях в обоих случаях изображены танцующие эльфы. Также у Дандело есть робот-прислужник по имени Заика Билл, хотя подобное совпадение никак не объясняется.

Пеннивайз и Арделия Лорц (спойлеры к «Библиотечной полиции»)
Роман, опубликованный на четыре года позже «Оно», во многом повторяет его мотивы. Он снова рассказывает о том, как насилие, с которым человек столкнулся в детстве, влияет на дальнейшую жизнь: с его последствиями разбирается главный герой, который поначалу кажется преуспевающим бизнесменом с множеством приятелей. Но позже выясняется, что за внешним успехом скрывается одиночество: у 40-летнего Сэма нет ни семьи, ни друзей. Причиной стало травмирующее событие, пережитое им в детстве и полностью забытое. Оно и делает Сэма уязвимым для монстра, который при встрече маскируется под добродушную библиотекаршу Арделию Лорц. По мере развития событий становится понятно, что она похожа на Пеннивайза больше, чем другие персонажи книг Кинга:

• Она может менять форму, поэтому главный герой видит её и как Библиотечного Полицейского — так ему представился человек, изнасиловавший его в детстве.

• Отличительной чертой Арделии Лорц в любой форме становятся серебристые глаза или просто искорки серебра: «Глаза полицейского были как крохотные серебристые дырочки, пробитые мелкой дробью…». Позже другой персонаж рассказывает о её первом появлении в городе: «В жизни больше не встречал таких огромных глаз, как у неё. Должно быть, большинству людей они показались бы серыми, но стоило Арделии только посмотреть на вас в упор, и вы бы голову на отсечение дали, что они серебристые». Когда же сущность Арделии пытается переселиться в Наоми, её выдают и глаза: «Глаза её расширились… в них засверкали ненависть и страх. А искорки были серебристые». Серебристый цвет часто упоминается и в описаниях Пеннивайза, как костюма, так и глаз: «… Клоун выглядел иначе. С нарисованной красной (не оранжевой) улыбкой… и необычными, сверкающими серебром глазами».

• Арделия питается детскими страхами и периодически впадает в спячку. Продолжительность цикла сна составляет около 30 лет.

Как и Пеннивайз, после спячки Арделия возвращается, полная сил, и намеревается отомстить человеку, отказавшемуся ей помочь в прошлом. Победить же её удаётся с помощью лакомства, которое главный герой любил в детстве: как и в случае с Пеннивайзом, основное значение имеет вера и тёплые воспоминания, а не оружие как таковое.

Пеннивайз и существа с отдалённым сходством
Намёк на будущий образ Пеннивайза можно увидеть в рассказе «Нечто серое» (1973 г.):

«Джордж спустился однажды в канализационный люк в Эссексе и ушёл довольно далеко по канализационным коммуникациям в поисках какой-то вышедшей из строя трубы, которая требовала ремонта. Вернулся он бегом минут через пятнадцать. Волосы его за это время стали совершенно седыми, а застывшее мертвенной маской выражение лица и глаз — таким, как будто он только что побывал в аду. Едва появившись наружу, он, ни слова не говоря, отправился в контору департамента, получив расчёт, а оттуда прямиком в пивную. С тех пор его никто не видел трезвым ни минуты, а через два года он скончался от алкоголизма. …Лишь один раз, немного придя в себя, он кое-что рассказал… О гигантском пауке, например, размером с крупную
собаку, и об его огромной паутине из прочных шелковистых нитей, полной запутавшихся в ней и погибших котят…»

Рассказ был опубликован задолго до написания «Оно», поэтому в то время идея у Кинга наверняка только созревала. Но и после выхода романа он продолжил рассказывать о насекомоподобных чудовищах, питающихся эмоциями людей.

Похожая на Пеннивайза сущность появляется в рассказе «На выгодных условиях», вошедшем в сборник «Тьма — и больше ничего». Действие разворачивается в Дерри, где главный герой, Дэйв Стриттер, встречает загадочное существо, только с виду кажущееся обычным человеком. Кинг намекает на его сходство с Пеннивайзом:

• «Эльвид открыто глумился над ним. Его щёки были тощими, совсем не пухлыми, а глаза сузились в уголках, где белизна незаметно перешла в неприятную — и да, это было так — злокачественную меланому. Он был похож на самого неприятного клоуна в мире, с наполовину удалённым гримом».

• «Точно. Большинство людей не замечают меня, они смотрят сквозь меня, словно меня нет, но вы будете внимательней. Верно?»

• «Эльвид мгновение смотрел в изумлении, затем начал хихикать. Звук был хриплым, сухим и неприятным — подобно угасающей каллиопе». (Каллиопу слышал и Стэнли Урис в водонапорной башне перед встречей с мёртвыми мальчиками.)

Хотя фанаты предполагают, что Эльвид является одной из форм Пеннивайза, версия не выдерживает критики: действие происходит в 2001 г., когда Оно должно находиться в спячке. Скорее всего, Эльвид ближе к другому созданию, Лиланду Гонту из «Необходимых вещей». Кинг говорил, что тот является воплощением одного из лавкрафтовских созданий, и явно подразумевал Ньярлатхотепа: «Из всех повелителей Древних только Ниарлатхотеп появляется полностью в подобии человека». Впервые Ньярлатхотеп появился на страницах произведений Лавкрафта в образе бродячего фокусника, что ещё больше сближает Гонта с его образом; Пеннивайз же ближе к Азатоту, безумному слабоумному богу. Возможно, Эльвид, как и Алый Король, просто использует энергию, оставшуюся в Дерри от Оно, чтобы стать сильнее.

Пеннивайз и Чужак (спойлеры к The Outsider)
Сходство между Пеннивайзом и монстром из последнего романа Кинга достаточно отдалённое, но и общих черт хватает:

• Чужак умеет менять форму, хотя его способности ограничены, а для трансформации требуется больше времени.

• Он также питается эмоциями жертв и выбирает детей, поскольку их страхи более яркие.

• Как и Пеннивайз, появлявшийся среди жителей Дерри во время кровавых событий (например, расправы с бандой Брэдли), Чужак приходит на место будущей трагедии и смешивается с толпой. Позже он признаётся, что обилие негативных эмоций, испытываемых собравшимися у здания суда, стало для него пиром.

• Он умеет проникать в разум некоторых людей и слегка подталкивать их в нужную ему сторону: такую способность демонстрировал и Пеннивайз, сыгравший на тёмных порывах отца Беверли и Генри Бауэрса. Чтобы сделать свои «подталкивания» эффективнее, Чужак иногда проникает в разум и использует скрытые страхи людей.

• Периоды бодрствования и кормления сменяются спячкой, хотя цикл у Чужака намного короче.

В романе есть и другие мотивы, общие с «Оно»: один из героев часто думает, что стоит поверить в монстра, и окажется, что границ разумного не существует. «Нет края Вселенной», — часто думает персонаж, своим скепсисом напоминающий Стэнли Уриса. Аналогию можно увидеть и в высказывании другого действующего лица: Холли Гибни, знакомая читателям по трилогии о Билле Ходжесе, говорит, что покончит с собой, если Чужак вернётся.

Правда, очевидно, что это существо лишь похоже на Пеннивайза некоторыми чертами. Чужак более разумен: в отличие от Оно, желающего только кормиться и спать, он явно способен чувствовать одиночество. Но о том, откуда он пришёл и куда направляется, ничего неизвестно; нет и намёков на то, что Чужак имеет отношение к Тодэшу или противостоит Гану.

Почему Кинг не до конца раскрывает сущность Пеннивайза: ставка на недосказанность
Неопределённость во многих вопросах, касающихся Пеннивайза, не стоит считать случайной, ведь Кинг прямо говорил, что прямые ответы не позволяют напугать читателя. Он оставляет простор для воображения, считая его самым мощным из инструментов воздействия. В своей критической работе «Пляска смерти» он пишет: «…Вызванный средствами искусства ужас почти всегда разочаровывает. Можно очень долго пугать неизвестным (классический пример, на который также указал Билл Нолан, — это фильм Жака Турнюра «Проклятие демона» (Curse of the Demon) с Даной Эндрюс), но рано или поздно вам придётся выложить карты. Придётся открыть дверь и показать публике, что там, за ней. И даже если за ней насекомое не в десять, а в сто футов ростом, публика облегчённо вздохнёт и подумает: “Насекомое в сто футов — это ужасно, но с ним я справлюсь. Я боялся, что оно будет в тысячу футов”».

Вместе с Уильямом Ф. Ноланом Кинг признаёт, что «ничто не пугает так сильно, как то, что находится за запертой дверью». В романе «Оно» эта дверь появляется в буквальном смысле: она ведёт к логову Пеннивайза. И, как бы ни интриговал Кинг читателя, рано или поздно наступает момент, когда нужно открыть дверь и показать, что она скрывает. Проблема заключается в том, что человеческий разум может справиться почти со всем, о любом монстре можно сказать: «Могло быть и хуже». Недосказанность, неопределённость и многоточие вместо точки дают куда более сильный эффект, чем и пользуется автор. Хотя Кинг говорит, что предпочитает «распахнуть дверь настежь в разгаре веселья», в случае с Пеннивайзом он открывает её не до конца — что и позволяет получить столь запоминающийся образ.

Заключение
Сделать окончательный вывод о природе Пеннивайза вряд ли удастся. Он не ограничивается ни одной сущностью, ни рамками одного романа. Прямо или косвенно, но он появляется и в других произведениях, заставляя гадать, не удалось ли ему выжить и в финальном противостоянии. Пеннивайз словно сохраняет способность меняться в зависимости от веры — уже не других персонажей, а читателя. Одни считают его монстром из Дерри, привязанным к определённой точке нашего мира, другие видят в нём безумного слугу Алого Короля, третьи верят, что Пеннивайз принадлежит к тому же виду, что и кожеголовые. Нет определённости и в том, жив он или мёртв: в последующих романах есть намёки, что Оно уцелело. Но нужно помнить, что действие в романах Кинга часто происходит на разных уровнях Тёмной Башни, поэтому явления Пеннивайза могут представлять собой своеобразное эхо, которое разносится по её комнатам через Тодэш.

Ответ не будет известен, если только Кинг не внесёт окончательную ясность. Но с учётом того, что он редко даёт определённые ответы на вопросы фанатов (он только чётко сказал, что Дандело и Пеннивайз не являются одним и тем же существом), на это вряд ли стоит рассчитывать.

@темы: аналитика, статьи, Пеннивайз, фб 18, Стивен Кинг

---

[IT: The Losers Club]

Название: (i cut 'em) with my fatal charm
Канон: Оно (2017)
Переводчик: **Анна Каренина**
Бета: Собака серая
Оригинал: (i cut 'em) with my fatal charm © orangesparks, запрос отправлен
Размер: миди, 4837 слов (в оригинале)/4340 слов (в переводе)
Пейринг/Персонажи: Генри Бауэрс/Беверли Марш (односторонний), Генри Бауэрс/Патрик Хокстеттер, Реджинальд «Рыгало» Хаггинс, Виктор Крисс, Билл Денбро, Эдди Каспбрак
Категория: гет, намёк на слэш
Жанр: драма, экшен
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: Генри злился, что они так по-дурацки провели вечер, но тут дверь зрительного зала открылась снова.
Примечание 1: события миди «Blood stains, speed kills, Fast cars, cheap thrills» с точки зрения Генри Бауэрса; обсценная лексика.
Примечание 2: (i cut 'em) with my fatal charm — строка из песни «Fatal Charm» Билли Айдола.
Скачать: АО3

Я всегда волнуюсь,
когда вижу сияние его глаз слишком близко,
и у меня по спине идет дрожь.
Motorhead & Girlschool

Подожди немного, сладкая,
Я расскажу о тебе парням…
Motley Crue

Август 1988 г.

Фильм оказался полным говном.

В кино про Джейсона кому-нибудь всегда отрезали голову или сиськи (а чаще всего и то, и другое, к счастью). Но фильмы про Фредди? Каждая новая часть становились всё тупее.

Этот побил рекорды: одна девчонка задохнулась от приступа астмы (Генри на секунду представил, что это происходит на самом деле, с малявкой Каспбраком, и засмеялся — первый и последний раз за весь вечер), другой парень умер от невидимых ударов карате, а ещё одна девка превратилась в таракана.

Полное говно.

Если бы они с Рыгалом заплатили за билеты, Генри пошёл бы к старику Фоксфорду, который сидел на кассе, и потребовал бы деньги обратно. Честно говоря, ему и так хотелось их потребовать. Просто посмотреть на реакцию старика.

Когда фильм закончился, они вышли в холл и постояли, прислонившись к игровым автоматам. И сердито поглядывали на каждого выходившего из зала мелкого говнюка, тоскливо смотревшего на пульты управления. У этих трусов не хватало духу даже вообразить, как они отталкивают Генри и Рыгала в сторону и просто берут то, что им хочется.

Дешёвый джин, который они спёрли из бара миссис Хаггинс, уже совсем не чувствовался в выдохшемся «Пепси», плескавшемся в картонных стаканах. Но они всё же допили остатки.

Лучше, чем ничего.

Генри злился, что они так по-дурацки провели вечер, но тут дверь зрительного зала открылась снова, и из неё вышел последний зритель.

Беверли Марш была без капли косметики, если не считать ягодного бальзама для губ, а на скуле красовался синяк, который уже начал бледнеть. Она улыбалась от уха до уха (они что, смотрели разные фильмы?). Распущенные волосы рассыпались по плечам. Вид у Марш был такой, будто она витает в облаках.

Как только она увидела Генри и Рыгала, сияющая улыбка исчезла. Это задело бы Генри, если бы у него уже не зрел план.

Когда она прошла мимо, Рыгало толкнул Генри локтем и широко ухмыльнулся. Генри ответил сердитым взглядом.

Я всегда на пять шагов впереди тебя.

Она села в машину почти без уговоров.

Генри удивился, но успел опомниться и быстро сделать безразличное лицо, прежде чем открыть ей дверь. Никаких эмоций.

(Он думал, что Марш заупрямится и, может, придётся ехать за ней пару кварталов, прежде чем она сдастся, если сдастся вообще.)

Они ехали в тишине (относительной, потому что колонки у Рыгала были неслабыми, а эту кассету «Мегадет» он, кажется, собрался заслушать до полной негодности раньше, чем неделя подойдёт к концу), но Генри следил за происходящим в зеркало со своего привычного места: отчасти потому, что хотел быть в курсе всего, но не собирался пересаживаться с переднего сиденья, а отчасти — потому что не доверял Хокстеттеру, когда тот был с ними.

Марш не казалась испуганной, ни капли. Но она явно не была и в восторге.

Она будто не могла понять, что происходит.

Как и я, куколка, — подумал Генри. Он не понимал, почему она вообще села в машину.

(Не может ведь быть, чтобы она… чтобы...)

Нет уж, — подумал Генри и отогнал приятную мысль подальше, прежде чем его тонкие губы успели растянуться в самодовольной улыбке. Ему не хотелось раскрывать свои карты так рано.

Ещё не время.

Наконец они добрались до части города, где, по словам отца Генри, жили всякие чмошники — за Лоуэр-Мэйн-стрит, где находились самые бедные кварталы. Хотя у них был тихий городок, поблизости этих мест полиция часто изымала наркотики.

(Генри однажды случайно услышал, как его отец говорил Алоизию Неллу, заехавшему попить пива и поболтать: «Там одни отбросы живут. Жалко, что эти районы уцелели при наводнении семьдесят девятого. Без них работы было бы куда меньше». Нелл не возразил, но поморщился, дождавшись, когда Буч наконец отведёт глаза.)

Как только Рыгало притормозил, Марш кинулась к дому, будто за ней гнался сам дьявол. Генри подумал, что девчонка пыталась покататься и смыться, и его охватила ярость. Но тут же угасла, как костёр, в который плеснули ледяной водой. Он заметил, как Марш быстро осматривала улицу, как напрягалась от каждой вспышки фар проезжающих мимо машин.

Настороженно. Напуганно.

Несколько секунд, и она скользнула в дверь дома, будто испуганное привидение.

— Мне нравятся твои браслеты, — сказал Патрик.

(На самом деле он мог сказать что угодно, из-за оглушающего рёва «Слейера» было толком не слышно. Но Генри показалось, что он сказал это.)

Вика оставили в школе после уроков: его застукали, когда он разбирался с тем новеньким возле актового зала (ничего, Сисястый получит дополнительную взбучку на следующей неделе, так сказать, чтобы вернуть услугу), так что сзади сидели только Патрик и Беверли.

Генри посмотрел на них в зеркале и увидел, как рука, бледная, словно живот рыбы, протянулась и коснулась её запястья. Он бы обернулся и сердитым взглядом поставил Патрика место, если бы Беверли сама не отдернула руку, как ошпаренная.

— Спасибо.

— Где ты их взяла?

— Сама сделала.

— Серьёзно?

— Девочки, вы там не скучаете? — через плечо спросил Рыгало. — Может, ещё косички начнёте друг другу заплетать?

И сам засмеялся собственной шутке. Генри присоединился, разразившись громким и хриплым гоготом; он старался не обращать внимания на разлившееся в животе неприятное чувство.

Патрик не обратил внимания; его, кажется, не задело даже то, как быстро и решительно Марш убрала руку, стоило к ней прикоснуться.

— Сделаешь мне? У тебя просто отпадно выходит.

(Генри повернул голову быстрее, чем двигался Супермен, трахающий Лоис Лейн, и убедился, что речь до сих пор шла об этих чёртовых браслетах.)

— Конечно. Дашь пару баксов за кожу и скажешь, какой цвет хочешь.

— Это настоящая кожа?

Рука Патрика снова скользнула к её запястью: он касался кожи Беверли, а не браслета. Она снова отняла руку, сорвала с себя браслет и протянула ему. Патрик жадно схватил его (как уродливая форель, разинув рот, схватила бы червяка, поджидающего её на крючке). И теперь восхищённо держал перед собой на вытянутых руках.

— Офигенный!

— Ты хочешь чёрный или коричневый?

— Чёрный.

Генри даже не мог посмеяться над новым подтверждением того, что Хокстеттер был самым чокнутым из всех людей, которых ему выпало несчастье встретить. Потому что тот продолжал медленно придвигаться к Марш поближе.

На секунду, полную белой ярости, их с Патриком глаза встретились в зеркале — и, будто остального было мало, Патрик ухмылялся.

А ты останови меня, — словно говорил этот взгляд. — Давай, попробуй.

— Тормози, — сказал Генри Рыгалу.

— Что? — переспросил тот. — Я думал, мы перекусить едем.

— Да тормози ты!

Рыгало искоса посмотрел на Генри, но у него хватило ума быстро уступить и не ввязываться в споры. Генри вышел из машины и наклонил вперёд спинку кресла.

— До завтра, — сказал он Бев.

Если та и удивилась внезапной смене планов, то не подала виду. Просто пожала плечами.

— Ладно.

Закинула рюкзак на плечо, вышла из машины и небрежно помахала на прощанье. Ответил только Рыгало.

Когда машина снова тронулась с места, Генри услышал тихий смешок позади. Он быстро глянул в зеркало и увидел, что Патрик до сих пор держит браслет. Осторожно, будто что-то хрупкое и диковинное, не вещь, а беспомощное, корчащееся насекомое.

На следующее утро, до уроков, Генри припугнул одного коротышку с брекетами на зубах, и тот сказал, где в последний раз видел Марш. Оказалось, она была возле дерева, которое росло с южной стороны школы.

Она сидела, скрестив ноги, и смотрела на школьный двор с подчёркнуто безразличным видом, ни на чём не задерживая взгляд. Одной рукой она подпирала подбородок. Когда на Бев неожиданно упала его тень, она потушила сигарету, которую прятала в ладони. Потом увидела, кто её испугал, и недовольно поморщилась.

— Вот дерьмо. Я же только что прикурила.

Генри бросил перед ней несколько смятых долларов. Тот самый коротышка обойдётся сегодня без ланча (и пускай радуется, что потерял только деньги, а не пару постоянных зубов).

Марш изумлённо на него посмотрела.

— Я хочу кафф.

— Что?

— Сделаешь мне кожаный кафф. Не какой-то девчачий браслетик.

Прежде чем она перестала сдерживать улыбку (если бы она начала над ним смеяться, он бы так вмазал кулаком по дереву, что разбил бы костяшки до крови, но она бы сразу перестала смеяться, а если нет, это бы ей боком вышло), он добавил:

— Как… как у Конана. Шварцнеггера. Ясно?

Он поднял кулак и показал пальцем на запястье, словно говорил с глухой. Она на секунду приоткрыла рот от удивления, а потом на лице появилось привычное лёгкое веселье.

— Да. Это я могу.

Ему нравилось встречать её (даже не просто встречать, а заставать врасплох) возле шкафчика. Таким образом Генри убивал двух зайцев одним выстрелом.

Во-первых, давал ей понять, что она будет зависать с его компанией, так что пускай привыкает.

Во-вторых, давал это понять всей школе.

Генри раньше думал, что все девчонки аккуратные и держат вещи в таком порядке, что даже противно (не то чтобы он такое видел дома, Рина не собиралась им прислуживать, что и сообщила Бучу и Генри). Поэтому он так удивился, когда лавина бумажек, посыпавшихся из шкафчика Марш, чуть не завалила Виктора.

Рыгало сразу наклонился, чтобы собрать её вещи, и край его выцветшей футболки с логотипом «Моторхэд» приподнялся над джинсами.

Прежде чем Генри успел съязвить, что Рыгало мог бы не так явно лизать ей зад (может, сделать Рыгалу одолжение и сообщить, что его собственный зад был виден во всем коридоре?), тот презрительно хмыкнул: он увидел постеры на стенках её шкафчика.

— Господи, этих парней от девчонок не отличишь. Надо тебя приучить к классной музыке.

И в самом деле, парни (и девушки) на смятых страницах, вырванных из журналов, были мертвенно-бледными, высокими и худыми, как жерди, с тёмной подводкой, размазанной вокруг насмешливо прищурившихся глаз. Одеты они были в чёрную кожу (не то чтобы та много скрывала), а стоявшие торчком волосы были или иссиня-чёрными, или кроваво-красными.

— Забавно, — ответила Беверли, беря у Рыгала стопку книг и тетрадей, — я собиралась вам сказать то же самое.

Она небрежно сунула всё на верхнюю полку, захлопнула дверцу, стукнув по ней кулаком, и сдула упавшие на глаза волосы. На следующий день им явно предстояло встретиться с новой лавиной.

— А мне нравятся эти группы.

Теперь Хокстеттер, привычно сутулясь, стоял к ней ближе, чем секунду назад. И криво улыбался.

Блядь, ну конечно, — горько подумал Генри, — эти бледные худющие уродцы похожи на тебя, как родные братья и сёстры.

Если бы то же самое сказал кто-то другой, в словах не было бы подвоха. Но Патрик словно намекал, что это связывает их на глубоком уровне, недоступном обычным людям.

Марш, кажется, не особо впечатлилась, хотя и не нашла в его словах ничего странного.

(Иногда она была такой наивной. Будто не догадывалась: этот придурок скажет, что пользуется теми же тампонами, что она, лишь бы заработать немного очков.)

— Да? И какая твоя любимая?

— «Киллинг джоук», — уверенно ответил Хокстеттер. Вместо того, чтобы сказать, что такой группы нет, она кивнула.

(Почти… почти одобрительно.)

— Какого чёрта это значит? — сказал Генри. — Это что, твоё зеркало тебе говорит, когда ты по утрам в него смотришься?

Патрик только улыбнулся ещё шире.

— Эй, может, пойдём уже? — спросил Вик.

Прежде чем Генри успел ответить, что они пойдут, когда он им скажет, Беверли зашагала по коридору, забросив рюкзак за плечо. Она даже не обратила внимания, идут ли они за ней, будто ей было плевать.

Остальные обернулись и посмотрели на Генри.

— Ладно, блядь, пошли, — сказал он и пошёл вперёд, широко шагая, чтобы не потерять Беверли в толпе школьников.

Эта история с пропажей детей уже начинала задалбывать.

Буч был недоволен, что его постоянно обвиняли скорбящие, отчаявшиеся родители, которые выслеживали его в любое время суток (и охотно вымещал раздражение на сыне). Но, будто этого было мало, он ещё и начал неожиданно появляться возле школы, что никак не могло радовать Генри.

— Даже не думай отвертеться от домашних дел, — сказал Буч однажды утром. — И нечего разъезжать с этим малолетним хулиганьём. Я вернусь домой ровно в три, и ты тоже будешь на месте.

В итоге у Генри оставалось два варианта.

Первый: не подвозить Беверли. И тогда все будут думать, что они

(он)

ей уже надоели.

(Ну уж нет.)

Второй: смириться, что она проведёт с остальными ещё десять или двадцать минут, или сколько было нужно, чтобы довезти её до дома.

Может, раньше Генри спокойнее отнёсся бы к идее оставлять Беверли с бандой, но за последние недели он начал кое-что замечать. Ему не нравилось, как Рыгало на неё поглядывал. И как Патрик ее трогал.

Так что выбора особо не оставалось.

(Но если они не хотели нажить неприятностей, им стоило быстро отвезти её на место и высадить. Если они позволят себе лишнее, Генри сразу узнает; Патрик, при всей его любви к прощупыванию почвы и манипуляциям, не выдержит и начнет хвастаться.)

Генри сидел и дулся, а каждый раз, когда на него кто-то смотрел, его детская недовольная мина сменялась сердитым оскалом. Утешало только то, что Беверли сразу пересела на переднее сиденье, стоило ему выйти из машины.

Впрочем, у этой игры в «танцующие стулья» были и неприятные последствия: отец Генри хорошенько рассмотрел её огненно-рыжий конский хвост, когда Рыгало тронул машину с места.

— У вас в машине девчонка? — спросил Буч, упершись рукой в бедро. В его взгляде было почти безвредное, весёлое удивление.

Генри прикусил губу и не сказал: «Нет, блядь, манекен», хотя ему отчаянно хотелось

— Теперь с вашей компанией шатается и девчонка? — Буч фыркнул. — Она, наверное, совсем отчаялась. Осподи-сусе.

Генри подождал: он успел сделать вдох и выдох, потом снова вдох и выдох, не поднимая глаз. Буч замолчал. Вроде было безопасно, и Генри двинулся с места…

… но на плечо опустилась рука и дёрнула назад с такой силой, что каблуки его башмаков взрыхлили гравий, и Генри чуть не упал.

— Ты что-то делал с ней, пацан?

— Нет, сэр, — быстро ответил Генри, но, кажется, снова сказал не то, что от него хотели услышать. На лице его отца появилась хитрая ухмылка, напоминающая густую чёрную патоку.

— Конечно, нет. Разве тебе справиться с такой девчонкой.

Не изменилось только одно — ланч они ели порознь.

Генри никогда не видел Беверли во дворе во время ланча. Когда они начали вместе зависать, она всё равно не появилась. (Это было хорошо. Одно дело, если бы она водила компанию с девчонками. Но единственными, с кем он заставал Беверли в последнее время, были Элли Грейгер, этот ходячий мешок с картошкой, и слюнтяй Заика Денбро. Если бы Генри застукал её с Денбро, пришлось бы позаботиться, чтобы тот остался заикой, даже когда станет взрослым.)

Наверное, Виктор заметил, что Генри прочёсывает взглядом школьный двор, потому что сказал:

— Она, наверное, прячется в туалете. Я имею в виду, во время ланча.

Вместо благодарности Генри смерил его сердитым взлядом:

— А ты откуда знаешь? Она тебе сказала?

— Нет, — поспешно ответил Вик, сразу встревожившись. Это заметил Патрик и разразился высоким смехом. — Я… я просто слышал, как Грета Кин говорила, что там кто-то прячется. А раз уж Грета с подружками взялись доводить её по полной, я бы не удивился, если это она. Вот и всё.

— О-о-о, — сказал Патрик; в его глазах зажёгся огонёк интереса. — Ты слышал, Генри? Грета Кин лезет на твою территорию. Что ты собираешься делать, вздуть девчонок? Наподдать всей команде хоккея на траве?

— Эта Кин — настоящая верзила, — подхватил Рыгало. — Будь поосторожнее, Генри.

И они с Патриком разразились громким, противным хохотом, хотя Рыгало и перестал, стоило Генри на него посмотреть. На Патрика сердитый взгляд не подействовал.

— Я серьёзно, — сказал Патрик и щёлкнул своей зажигалкой. Небрежно, будто и не на школьном дворе.

Этого жеста хватило, чтобы привлечь внимание миссис Дуглас, стоявшей на противоположной стороне двора.

Они с Генри посмотрели друг другу в глаза.

Курить в школе запрещалось, хотя некоторые особо дёрганые учителя время от времени тайком покуривали сами, причём не просто в учительской, а за трибунами спортивной площадки, как старшеклассники, не верящие в свою смелость. Миссис Дуглас, прижимая к груди планшет с зажимом для бумаг, направилась к Генри и его компании, замедлила шаг рядом с деревом, возле которого они улеглись…

… и прошла мимо, крепко сжав губы, превратившиеся в тонкую линию.

— Хочешь показать этим девчонкам? Поджечь рюкзаки с инвентарём? Только представь, все эти дорогие штуки…

— Заткнись, блядь, — сказал Генри.

Генри ещё в холле шепнул остальным, чтобы сегодня они проваливали пораньше. Сказал Рыгалу, куда отвезти его и Беверли. Когда он рассказал о своих планах, то заметил, какими кислыми сделались лица у всей банды. Что ж, одни умели скрывать чувства лучше, другие хуже.

Наконец всё случится.

Генри немного успокоил их самолюбие, пообещав, что завтра подробно всё расскажет. Судя по ухмылкам Рыгала и Патрика, им этого хватило. Честно говоря, Генри не был в восторге от постоянной мрачной мины Виктора, но она была такой же привычной, как его платиновые волосы или брекеты. Поэтому Генри решил не обращать внимания, особенно с учётом того, что Беверли встретила их у его шкафчика — в первый раз с тех пор, как они начали тусить вместе.

Она шла рядом с Генри, когда они выходили из школы, и это казалось таким естественным, таким необходимым. Будто её место было возле него.

Заика Денбро и астматик Каспбрак смотрели на их пятёрку, выходящую из школы. В их взглядах было не больше радости, чем при виде похоронной процессии.

Генри был в таком хорошем настроении, что только насмешливо улыбнулся, проходя мимо них. Он был слишком занят: восхищался, как солнце подсвечивало её волосы, когда она шла, превращало их в пылающий костёр.

Размечтались, говнюки, — почти с теплом подумал Генри.

Эйфория не исчезала всё время, пока они ехали в машине, ведь Генри не позволил этому чувству угаснуть: он действовал почти на автопилоте, пока они не оказались одни у карьера.

А там он не стал терять время.

Её губы оказались мягкими. Он знал, что так и будет. Так и должно было быть. Он почувствовал вкус малинового бальзама для губ, запах мыла «Ирландская весна», мятного шампуня, сигаретного дыма и чего-то ещё, слегка пряного — её.

Это и будет мой первый поцелуй, — решил он и жадно запустил руку в её волосы, наслаждаясь тем, как ее кудри скользят между пальцев, опутывают их.

Только этот поцелуй считался. Он был нормальным, настоящим, а если кто-то хоть намекнёт, что не согласен, этот кто-то свои зубы с кровью выплюнет…

И как раз в ту секунду, когда Генри заметил, что она не отвечает на поцелуй, Беверли попыталась сбросить его руку.

Нет.

Он сильнее сжал её запястье.

Она знает, — подсказал голосок в его голове. — Она чувствует на тебе его запах. Ты им весь пропах.

Нет, — мысленно ответил Генри, — иди нахер, она не знает, откуда ей знать...

Беверли снова попыталась вырвать руку, в этот раз настойчивее. Ещё немного — и она начала бы открыто отбиваться. Слишком униженный, чтобы сделать что-то ещё, Генри закрыл глаза и бессильно отпустил её руку.

Хватало того, что она попыталась его оттолкнуть. Но этот взгляд, в котором было заметно чувство, невероятно близкое к жалости…

Он больше ни секунды не мог вынести такой взгляд.

— Извини.

А теперь она, блядь, извинялась!

Генри хотелось рассмеяться. Смеяться, и смеяться, и смеяться, пока не начнёт кашлять кровью, и жалость в её глазах сменится страхом, она будет смотреть так, как и должна. Как все должны на него смотреть.

Но тут у него подогнулись колени.

Я-то думал, ноги не держат, пока целуешься, а не потом, — подумал Генри, и странное веселье, которое он почувствовал, сменилось чем-то злобным.

Он ещё долго так сидел.

Генри проснулся от настойчивого стука во входную дверь.

Он не сразу понял, что это ему не снится; что ничего не исчезнет, если вжаться лицом в подушку и подождать, когда всё пройдёт.

Уже недовольный, он прошёл в гостиную и так распахнул пинком дверь с защитной сеткой, что чуть не сорвал её с петель. Патрик без предупреждения проскользнул мимо него в комнату. Вик и Белч хотя бы потрудились подождать, пока Генри отойдёт с дороги и усядется на потёртый диван. Цветы на обивке вылиняли и стали такими бесформенными, что скорее напоминали о месте преступления, чем об узоре, подходящем для мебели.

Генри посмотрел на видавшие виды дедушкины часы, стоявшие в углу среди старых газет и пустых картонок от еды на вынос. Десять двадцать. Буч, которому в тот день надо было на работу к десяти, давно ушёл. (Тот факт, что отец Генри не принялся орать, чтобы тот поднял ленивую задницу и открыл эту сраную дверь, сам по себе был подсказкой.)

Уговор был, что Генри всё подробно расскажет, когда они встретятся в обычное время. Но они обычно собирались, когда было уже далеко за полдень. Рыгало, который по субботам вставал ни свет ни заря, чтобы разнести газеты, потом никогда не мог снова заснуть и не находил места из-за переполнявшей его энергии.

У остальных двоих такого оправдания не было.

Патрик сел рядом с Генри, и его длинные конечности заняли больше половины дивана.

— И как оно было?

— Что? — нахмурившись, спросил Генри.

Его явное недовольство не смутило Патрика. Он беззаботно провёл рукой по спинке дивана, демонстрируя новую коллекцию браслетов, обвивших хилое запястье. В центре был тот, который он несколько недель назад получил от Беверли. Будто жемчужина короны.

(Внезапно Генри почувствовал нелепое желание коснуться кожаного каффа, который он не снял перед сном; вместо этого он сжал кулаки.)

— Встреча гёрлскаутов, — ответил Патрик. — Как прошло?

Генри уставился на лоскут обоев, отставших от стены напротив, и принялся лихорадочно соображать. Он самым глупым образом не сочинил вчера никакой байки. Слишком долго бил кулаками по камням, стволам деревьев и остальному, что подвернулось под руку, пока не поранил себя настолько, что даже его папаша был бы доволен. Костяшки до сих пор болели.

Рыгало подался вперёд и широко раскрыл глаза, полные нетерпения. Вик смотрел в сторону, но Генри знал, что ему тоже не терпится услышать все подробности. Лицемерный маленький говнюк.

Патрик ухмыльнулся такому красноречивому молчанию:

— Что, так плохо?

— Нет, — Генри обвёл всех хмурым взглядом, прежде чем они успели докопаться до лишнего. — Было, блядь, невероятно. Она и правда умеет...

Он сделал несколько ленивых движений рукой над ширинкой. Он слишком устал — был слишком расстроен, — чтобы врать изобретательнее.

Но оказалось, что это неважно.

Генри умел врать, поэтому знал, что плохое настроение и боль из-за отказа не удалось скрыть полностью: они были заметны по поникшим плечам, по каждой клеточке тела. Но остальным приспичило услышать рассказ, любую историю: еще вчера они, разочарованные, что он предъявил свои законные права, против воли смирились, когда он обещал рассказать самые мерзкие подробности. И теперь им хотелось узнать что-то новенькое, но не из смятых страниц порнографического журнала или роликов по зашифрованному каналу телевизора. Такая мелочь, как неправдоподобность, не могла помешать.

На веснушчатом лице Рыгала появилась ухмылка, доказавшая, что Генри не ошибся.

— Уверен, она всё умеет.

Патрик провёл языком по зубам и придвинулся ближе.

— Но, — продолжил Генри, отодвигаясь, — я рад, что всё закончилось. Она стала слишком приставучей.

Рыгало грубо захохотал.

— Правда?

— Ага. Она думала, мы теперь встречаемся, или какое там дерьмо ещё пришло ей в голову. Мне такое не нужно.

Виктор слегка прищурился — но, поскольку его ноги нравились ему не переломанными, промолчал.

Рыгало нахмурился, словно пытался решить особо сложную задачу по математике (ему пришлось проходить курс повторно).

— А что ты…

— Значит, с этим покончено, — тихо перебил Патрик. Генри не понравились опасные нотки в его голосе, но он всё равно кивнул.

— Да. Блядь, конечно.

— Значит, — продолжил Патрик ещё тише, — ты не будешь возражать, если мы подберём твои объедки?

Три пары глаз ожидающе смотрели на Генри.

— Это вряд ли, — рявкнул Генри, не подумав. Патрик улыбнулся ленивой, кривой улыбкой, которая делала его похожим на подгнившего хэллоуинского Джека.

— То есть, — добавил Генри, немного слишком небрежно, — если хотите, ладно. Только учтите, она потом начнет таскаться за вами, и от неё будет куча проблем. Ну, вы в курсе, о чём я.

Рыгало, казалось, не понимал, как такая перспектива может быть плохой.

— Да, конечно, в курсе, — быстро сказал Виктор, взглядом не дав Рыгалу заговорить. Тот пожал плечами и вздохнул:

— Ладно. Как скажете.

У Патрика заблестели глаза.

Июль 1989

Она сама виновата.

Если бы она не была такой динамщицей, Генри бы не поддался бы её уловкам. Ему бы не пришлось врать остальным.

Но всё было так, как было.

Теперь она стояла и смотрела так зло, как никогда раньше.

(Когда до неё впервые дошли слухи, то её глаза вспыхнули яростью; тогда она отвесила ему любовный шлепок, и Виктор сразу оттащил её, ухватив за воротник милого платья в цветочек, поэтому обошлось без крови.)

А сейчас всё было по-другому.

Кто, блядь, её вообще просил вмешиваться? Она хоть знала Хэнлона? И с чего она вообще решила подлизаться к Денбро и остальным говнюкам, будто они могли справиться с такой девчонкой?

(будто они лучше, достойнее, чем...)

Он отогнал эту мысль и позволил себе улыбнуться. Он как раз разогревался, бросаясь оскорблениями, когда Жиробас Хэнском швырнул ему в лицо зазубренный камень и сбил с ног.

Эти ненадёжные говнюки, Сэдлер, Джаггермайер и Гордон, слиняли несколько месяцев назад. Если бы они или Хокстеттер были с ними, может, сейчас силы были бы равными.

Патрик пропал несколько недель назад. Может, Генри стоило обеспокоиться, но он чувствовал только смесь дикого облегчения (больше никакой опасности, что чокнутый разболтает о нескольких случаях) и раздражения: Патрика не было рядом, хотя он пригодился бы в войне, которую они так быстро проигрывали.

Рыгало был сильным противником в любой игре, похожей на бейсбол, как в школе Дерри, так и на поле братьев Такеров, да и Вика нельзя было назвать плохим питчером. Но всё быстро превращалось в мясорубку.

И, конечно, она возглавила эту драку.

Однажды, прошлой осенью, они вместе стреляли по бутылкам.

Это было после полудня, в одну из тех благословенных суббот, когда Буч уезжал в участок пораньше и Генри объявлял себя хозяином всех земель, лежащих возле дома Бауэрсов.

Беверли не обратила внимания на сердитые возражения и выдернула рогатку у него из рук; остальные перестали посмеиваться, когда начали понимать, как она умеет стрелять. Она показала ему, как лучше держать рогатку, как наклониться, чтобы лучше попадать, а потом начала метко сбивать солдатиков, стоявших в ряд на гусенице танка, при этом даже не стараясь.

Когда Беверли брала в руки рогатку, она становилась проворной. Опасной. Когда она целилась, её лицо было спокойным, невозмутимым. Но его выражение резко отличалось от ярости, даже жестокости, легко читающейся в каждом выстреле. Будто она представляла на месте мишеней что-то другое — кого-то другого.

Это испугало Генри (не то чтобы он был готов в этом признаться), но и разожгло внутри непонятное чувство, яркое и тёплое. Он подумал — возможно, это было восхищение. Но признаться в нём он был готов не больше, чем в страхе.

Он позорно разинул рот, когда Беверли отдала ему рогатку и ободряюще кивнула:

— Попробуй.

Но в этот раз она справлялась без рогатки. Нет, сэр, рогатка была ей ни к чему. Прищурив глаза, полные ненависти, она бросала в их сторону камень за камнем. Иногда в Вика. Иногда в Рыгала.

Но чаще всего в него.

Когда Генри в тот день таки доковылял до дома, гнев на бросивших его Вика и Рыгала сменился страхом, что Буч вернётся раньше и увидит кровь на его лице, порезы на руках и, может, решит добавить ещё, чтобы преподать урок.

Генри быстро смыл кровь, которая успела засохнуть на его лице, шее и голых руках; переплетение струек напоминало паутину.

Самая большая рана криво проходила над бровью. Её первый бросок.

Генри кое-как заклеил рану, используя скомканную ткань и бумажную перфоленту. От открытого пореза остался бы шрам.

Синяки проходят. Генри знал это не хуже, а может, даже лучше других. И правда, в течение следующих недель они посветлели и исчезли.

Шрам остался.

@темы: перевод, фанфикшен, G — PG-13, Клуб неудачников, Оно (2017), Генри Бауэрс, Беверли Марш, Патрик Хокстеттер, Грета Кин, фб 18, Белч Хаггинс, Виктор Крисс

---

[IT: The Losers Club]

Название: Blood stains, speed kills, Fast cars, cheap thrills
Канон: Оно (2017)
Переводчик: **Анна Каренина**
Бета: Собака серая
Оригинал: Blood stains, speed kills, Fast cars, cheap thrills © orangesparks, запрос отправлен
Размер: миди, 5808 слов (в оригинале)/5123 слова (в переводе)
Пейринг/Персонажи: Генри Бауэрс/Беверли Марш (односторонний), Генри Бауэрс/Патрик Хокстеттер, Виктор Крисс, Реджинальд «Рыгало» Хаггинс, Грета Кин, Ричи Тозиер, Билл Денбро, Майк Хэнлон, Стэнли Урис, Бен Хэнском, Эдди Каспбрак
Категория: гет, намёк на слэш
Жанр: драма
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: «Если бы в самом начале у кого-нибудь хватило смелости (или глупости) спросить, почему она зависает с бандой Бауэрса, Бев бы ответила:
— Потому что у них есть машина.
Конечно, её назвали бы легкомысленной, но она сказала бы чистую правду, да и кто имел право её судить, какого хрена».
Примечание 1: автор пишет, что причина, по которой Беверли травили в школе, показалась ему странной. Поэтому он попытался представить, почему «Неудачники» поначалу так легко поверили этим слухам, и написал предысторию.
Примечание 2: Blood stains, speed kills fast cars, cheap thrills — строка из песни «Bloodstains» группы «Agent Orange».
Скачать: АО3

Тебя научат тому, что надо знать,
И прокатят тебя на машине…
Agent Orange

Гори в аду.
Элис Джонсон, «Кошмар на улице Вязов-4: Повелитель сна»

Август 1988

Беверли Марш пробыла в банде Бауэрса не больше трёх недель, а последствий хватило, чтобы испортить ей жизнь до конца учебного года.

Если бы в самом начале у кого-нибудь хватило смелости (или глупости) спросить, почему она с ними зависает, Бев бы ответила:

— Потому что у них есть машина.

Конечно, её назвали бы легкомысленной, но она сказала бы чистую правду, да и кто имел право её судить, какого хрена.

(И да, конечно, в их компании Беверли чувствовала себя взрослее, но нахер это надо. Ей хватало поводов почувствовать себя взрослее. И это оказалось совсем не так классно, как она думала в начальной школе.)

Вообще-то всё началось случайно. Только потому, что Беверли была неудачницей. Настолько, что в пятницу вечером пришла в кино одна, радуясь, что можно провести пару часов вне дома, пока отец задержался в больнице допоздна. Показывали фильм ужасов с морем крови — новую ленту о Фредди Крюгере; и тизеры, которые Беверли видела, были достаточно привлекательными и мерзкими. (Впрочем, Беверли понравились несколько предыдущих частей, и этого хватило, чтобы она решила пойти в кино.)

Меньше года назад Беверли спросила бы у Элли Гейгер, не хочет ли та пойти вместе с ней. Но с тех пор, как Элли стала играть в хоккей на траве, она всё больше времени проводила с Гретой Кин, Салли Мюллер и остальными девчонками из их прелестной маленькой клики. А значит, с Бев — меньше. Беверли говорила себе, что ей плевать, но обидно всё равно было. В последнее время у неё было туго с друзьями. Средняя школа оказалась отстоем.

Может, поэтому Беверли так полюбила кино, особенно такое, как смотрела сейчас: про ребят, которые могли постоять друг за друга, хотя имели дело не просто с ехидными одноклассниками или жестокими родителями, а с самим Фредди Крюгером.

Девчонка-качок, которая ставила парней на место своими колкостями, была крутой, и девушка-ботаник, не моргнув глазом собиравшая сложные приборы, тоже. Но пока Беверли больше всех нравилась последняя оставшаяся в живых — Элис.

У Элис были светло-рыжие волосы, она слегка сутулилась, а ещё у неё был жестокий отец. Элис сумела постоять за себя, нашла шикарного парня и надрала задницу Фредди Крюгеру.

Беверли любила фильмы ужасов, но в такой восторг пришла впервые.

Когда титры закончились, Беверли ещё не пришла в себя. Уборщику пришлось бросить на неё немало суровых взглядов и хорошенько пошуметь, задевая кресла метлой и совком для мусора, чтобы Бев наконец вышла из зала, самой последней. Только поэтому она и побрела в холл, ещё ничего не соображая. Она слизывала с пальцев остатки соли после попкорна и не замечала ничего вокруг, пока наконец не увидела, кто стоит, прислонившись к игровым автоматам: Генри Бауэрс и Рыгало Хаггинс, единственные оставшиеся посетители. Они как раз допивали бутылки содовой, куда, как подозревала Бев, добавили алкоголя.

Вот дерьмо.

О том, что они не любят школьников помладше, знала вся школа, и хотя Бев не слышала, чтобы они цеплялись к девочкам, рисковать она не собиралась.

(Эй — раз уж она осталась без друзей, одиночество может быть на руку. Просто надо стать совершенно незаметной. Если тебя не замечают, тебя не дразнят.)

Бев постаралась пройти мимо настолько непринуждённо, насколько могла; внезапно она представила себя персонажем комикса «Продолжай идти». Теперь Беверли жалела, что осталась до конца титров, что ей показалось настолько важным узнать, как называется звучавшая в фильме песня группы «Драмарама». Она смотрела прямо перед собой и даже ни единого взгляда не бросила, чтобы проверить, заметили ли её.

(«Пока я их не вижу, они не видят меня», — промелькнула бредовая мысль, как в детстве, во время нелепых игр с монстрами в шкафу.)

Только когда Беверли оказалась на автобусной остановке в двадцати ярдах от кинотеатра, она с облегчением выдохнула и рухнула на скамейку. Но почти сразу у неё вырвалось тихое ругательство: она посмотрела на часы и поняла, что, оставшись до конца титров, опоздала на последний автобус.

Здорово. Из огня да в полымя. Папа точно будет дома раньше, чем я дойду пешком.

Он не станет кричать, нет, всё будет гораздо хуже: он прищурится, притянет её к себе и спросит, чем же она занималась так поздно, с кем, ведь хорошие девочки не гуляют по ночам, и ему против собственной воли приходится задавать себе вопрос…

(«Ты всё ещё моя маленькая девочка».)

(«Нет, нет, нет, я не твоя маленькая девочка с тех пор, как мамы с нами нет, а ты, ты — изменился».)

Теперь всё, что она увидела в кино, казалось несбыточной мечтой. Беверли отругала себя, назвав полной дурой, — из-за того, что решила, будто вправе сравнивать себя с главной героиней. Элис выстояла против своего отца, выстояла против монстра. А Беверли удирала от школьников постарше и придумала двадцать отговорок, чтобы отец обратил на неё поменьше внимания, когда она вернётся домой через сорок минут после полуночи.

Ты бы лучше пошевеливалась, и сейчас же, идиотка. Не делай всё ещё хуже.

Беверли заставила себя подняться со скамьи, застонав исключительно для собственного удовольствия: трагические вздохи и стоны помогали справиться с досадой, пусть и самую малость. Она начала напевать под нос песню «Драмарамы».

Беверли прошла футов тридцать, когда рядом с ней заурчал двигатель.

Быстрый взгляд краем глаза, и подозрения оправдались: это был «Транс-Ам» Рыгала; тёмно-синяя краска в тусклом свете фонарей казалась почти чёрной.

Да твою ж мать. Им что, фильма ужасов было мало? Чёртов папочка Генри, этот расист-полицейский, им золотые звёздочки раздаёт, что ли, если они находят новую жертву каждую неделю?

Бев подумала, не броситься ли бежать, но почти сразу отказалась от этой идеи. Вокруг была только широкая пустая дорога. Они поймают её раньше, чем у неё начнёт колоть в боку.

Она решила не обращать внимания. Может, они на самом деле её не преследуют.

(Да, Бев, конечно. Помечтай ещё, тупая сука.)

«Я не вижу вас, вы не видите меня», — повторяла она в уме, старательно не слушая голос в голове, который приказывал ей драпать немедленно. Она просто не будет обращать на них внимания, и рано или поздно…

— Эй! — окликнули её из машины.

Кажется, это был Генри, но Беверли так старалась не обращать на них внимания, что не могла сказать точно. Она пошла быстрее.

«Транс-Ам» не отставал.

Дерьмо. Дерьмо, дерьмо, дерьмовое дерьмо.

— Подвезти?

Беверли чуть не упала, споткнувшись о зазубрину на асфальте.

На заднем сиденье машины Рыгала не хватало места: Бев это быстро поняла, потому что её ногам, которые в последнее время быстро росли, было тесно. Но если бы с ними были остальные два шакала из компании Бауэрса, скрючиться пришлось бы гораздо сильнее. У Беверли хватало причин радоваться их отсутствию (в последнее время она соглашалась с этими засранками Гретой и Салли только в одном: от Патрика Хокстеттера становилось очень не по себе).

И, честно говоря, она до сих пор ждала. Ждала резкой фразы или злобной шутки, после которой всё и начнётся, может, даже того, что под задним сиденьем сработает огромная пружина, и Бев вылетит из этой сраной машины, как персонаж старого телевизионного шоу про Бэтмена.

Два самых отъявленных хулигана предложили довезти её до дома: её, девчонку на целых два года младше, которую популярные одноклассницы на дух не выносили.

Может, она заснула во время показа. Может, она до сих пор была в кинотеатре, а вся эта история была не по-настоящему. Бев сильно впилась ногтями в ладони, чтобы убедиться: она не спит.

И проткнула кожу. Бев втянула воздух сквозь зубы и прижала пострадавшую руку к груди. Ладно, она точно не спит.

Может, они просто посмотрели «Клуб “Завтрак”» и так вдохновились Джудом Нельсоном, что решили взять в банду самых непопулярных детей в школе.

При этой мысли Беверли фыркнула. К счастью, из колонок вовсю орали «Мегадет», и никто не услышал, что она смеётся без причины, как чокнутая (и это дало бы хороший повод начать её дразнить, раз уж они почему-то до сих пор не взялись за дело).

А они рано или поздно начнут. Беверли не могла понять, зачем вообще села в машину, разве что её подтолкнул животный страх оказаться дома позже отца («Храбрая, как всегда», — подумала Бев, захлёбываясь горечью), и не находила логического объяснения тому, что они предложили её подвезти. Вся ситуация пугала больше, чем сцена в кино, где у девушки отвалились руки, и она превратилась в огромного таракана.

«Так, ребята, насчёт кино — что вам больше всего понравилось в этом чудесном фильме?» — с сарказмом подумала Бев. Ответ она и так знала. И догадывалась, что один из них, скорее всего, Рыгало, и был обаяшкой, крикнувшим: «Снимай блузку!», когда показывали тренировки Элис.

И что будем делать всей бандой? Ограбим кондитерскую? Будем просто возле машины торчать и на людей смотреть?

Но не успела Беверли и опомниться, как автомобиль притормозил у её дома. Её сердце чуть не разорвалось от радости, когда она увидела, что ржавого пикапа «Шевроле», на котором ездил отец, нигде нет.

— Огромное спасибо, — сказала она. — Правда.

Рыгало, казалось, был так же удивлён искренностью в её голосе, как и она — тем, что банда Бауэрса сделала ей одолжение. Генри ничего не сказал, просто вышел из машины и наклонил спинку сиденья, чтобы Беверли смогла выбраться. Даже не помахав на прощанье, забыв о вежливости, она бросилась к двери (вероятность, что машина отца именно в этот момент появится на горизонте, была невелика, но с везением Беверли так могло и быть). Распахивая входную дверь, Беверли обернулась и глянула в сторону машины. Когда автомобиль тронулся с места, Генри всё ещё смотрел на неё.

В следующий понедельник, после уроков, Беверли увидела возле своего шкафчика Рыгало Хаггинса и Виктора Крисса. Они мешали ей пройти.

— Пустите, — пробормотала она, гадая, получится ли дотянуться до шкафчика, но Виктор так хмуро посмотрел на неё, что Беверли поняла: они оказались там не случайно.

— Генри приказал привести тебя, — сказал Виктор и сдул с глаз прядь обесцвеченных волос.

— Зачем? — тупо спросила Беверли.

Она едва успела схватить свои вещи до того, как они взяли её под руки с обеих сторон и потащили по холлу: Беверли оставалось только ногами перебирать. И, будто одного унижения было мало, случилось так, что мимо проходила эта чёртова Грета Кин: с её плеча свисала сумка с принадлежностями для хоккея на траве, а следом плелась вся компания её подпевалок. Губы Греты изогнулись в усмешке, когда она увидела, что мальчики постарше практически зажали между собой Беверли.

— Эй, нищебродка! — сладким голосом сказала она. — Как ты будешь завтра тест писать по английскому? Рука не сильно устанет после того, как ты им всем отдрочишь на заднем сиденье?

«Чему ты завидуешь, Грета? — хотела спросить Беверли. — Думаешь, зависать с этими придурками — веселее некуда? Двое из них — настоящие дубины, а оставшаяся пара — полные психопаты. Я терплю только потому, что…»

(...я сраная трусиха, вот и всё.)

— А тебе какое дело? Хочешь меня подменить? — сказала она вместо этого. Виктор Крисс её удивил, громко гоготнув. Его одобрения хватило, чтобы Грета залилась краской по самые уши и заспешила в другом направлении, а смущённая свита последовала за ней.

— Чёрт. Что ты сделала, что она так бесится? — спросил Рыгало.

«Тебе всё перечислить?» — подумала Беверли. Но даже если бы она собиралась поделиться своими бедами (а этим и не пахло), было сомнительно, что этим двоим — да и любым мальчикам — хватит ума, чтобы хоть смутно представить уровень враждебности, которая может возникнуть между девочками-подростками. Когда кто-то из банды Генри злился на других школьников, они просто разбивали им нос и забывали обо всём. Девочкам так было нельзя. Приходилось искать другие способы. Как бы там ни было, Грета назначила Беверли своей жертвой ещё в шестом классе, а за прошедшие годы стала только изобретательнее.

— Ревнивая бывшая, — невозмутимо ответила Беверли. Виктор фыркнул, но Хаггинс посмотрел на неё внимательно, с подозрением, словно не мог понять, шутит ли она.

Генри и Патрик уже ждали у «Транс-Ама» Рыгала, когда троица вышла наружу. Беверли и её конвоиры прошли мимо Балабола Тозиера, который сидел на траве и поджидал своих друзей, листая комикс (судя по обложке, последний выпуск «Икс-Силы»). По тому, как Рыгало прищурился, Бев поняла: только задание доставить Беверли мешало её нянькам затолкать Тозиеру в рот его же комикс и окунуть лицом в грязь.

Словно услышав её мысли, Тозиер внезапно поднял голову. Открыл было рот — но промолчал, увидев предупреждающий взгляд Беверли. Тозиер бывал засранцем, но в целом был хорошим парнем, а Виктор и Рыгало могли легко отправить его на больничную койку. Что бы Тозиер ни собирался сказать по поводу тройничка (а ему явно очень хотелось), оно того не стоило.

— Не связывайся, — одними губами сказала Беверли.

— Отвали, — так же ответил он.

Беверли закатила глаза, но когда они прошли мимо, не тронув Тозиера, она не могла отрицать, что у неё будто гора с плеч свалилась.

Если бы она ждала, что в этот раз Генри дружелюбно поздоровается, то ей понадобился бы новый хрустальный шар. Потому что Генри только внимательно осмотрел её с головы до ног и рявкнул Рыгалу:

— Пошли!

Когда Генри сел за руль, Виктор и Патрик прыгнули на заднее сиденье и так развалились, что полностью его заняли. Внезапно растерявшись, Беверли стояла на месте и не знала, как поступить. Перспектива дойти до дома пешком внезапно показалась куда привлекательнее, чем раньше, особенно когда Патрик приглашающе похлопал себя по колену и ухмыльнулся:

— Не стесняйся.

— Двигайся! — сердито сказал ему Генри. Патрик ответил злобным взглядом:

— Нет.

Прежде чем Генри успел вывихнуть ему плечо, Виктор Крисс тяжело вздохнул.

— Я выйду. Нахер это всё.

Проходя мимо Беверли, он бросил на неё злой взгляд. Словно говорил: «Ну спасибо, Йоко Оно». Беверли в ответ показала средний палец и уселась на место Виктора, стараясь отодвинуться от Патрика как можно дальше. Виктор был только на год старше, чем она, почему он думает, будто у него больше прав раскатывать по городу со старшими школьниками? Машина всё равно не его! Честно говоря, Беверли бы даже на колени к кому-нибудь села, если бы её увезли настолько далеко от дома, насколько возможно, хотя бы ненадолго.

Генри, естественно, занял переднее сиденье, высунул руку в окно и принялся барабанить пальцами по дверце.

— Поехали.

И они рванули с места.

Уже через несколько дней Виктор Крисс вернулся на заднее сиденье. То ли он решил, что компания Бев не так уж плоха, то ли оказалось, что ездить на автобусе ещё хуже (скорее последнее), но Беверли обрадовалась, что Виктор будет сидеть между ней и Патриком: стоило остаться с тем в машине одной, и потные руки сразу «случайно» оказывались у неё на бедре (Беверли свистящим шёпотом обещала переломать ему все пальцы, если он не уберёт лапы, но угрозы скорее забавляли Патрика, чем пугали).

Если не считать вечера после кино, они никогда не высаживали Беверли возле дома, поэтому она решила, что от этих поездок вреда не будет. (Сначала Беверли подумала, что они заметили её ужас и облегчение в тот первый раз и инстинктивно поняли, что высаживать её возле дома — не лучшая идея, но потом перестала считать Генри и Хаггинса настолько сообразительными и списала всё на то, что они не хотят тратить бензин и ехать в её трущобы.) Они высаживали Бев первой, неподалёку от главной улицы в её районе, а потом отправлялись веселиться дальше: наверняка запугивали детей её возраста, харкали по сторонам и предавались другим, настолько же интеллектуальным развлечениям.

Так что она не обратила особого внимания на то, что в одну из пятниц Виктор и Патрик вышли первыми. Просто было здорово вытянуть ноги на заднем сиденье, и хотя из колонок доносились крики «Металлики», которую она не жаловала (сейчас её любимой группой были «Крампс»), в машине было намного лучше, чем дома.

Через некоторое время Генри тихо сказал:

— Приехали.

Машина остановилась посреди поля, так далеко от города, как только можно было.

Генри жил не здесь, но может, он хотел попрактиковаться, стреляя по бутылкам, или что-нибудь в этом роде. Там, где отец ничего не услышит. И уж Беверли-то точно не собиралась осуждать, что кто-то побаивается своего отца.

— Что? — спросила она.

— Вылезай.

Беверли глянула на Хаггинса, но тот на неё не смотрел: он крепко сжимал в руках руль и не отводил от него взгляда. Что-то было неладно. У Беверли даже волоски на руках встали дыбом, потому что раз уж Рыгало нервничает…

— А ты идёшь? — спросила Беверли, заметив, что Рыгало не заглушил двигатель.

— Он не идёт, — ответил Генри, явно рассерженный тем, что она до сих пор не вышла из машины.

То, что она послушалась Генри, могла оправдать только глупость. Или отсутствие развлечений получше. Возможно, и то, и другое.

Она выбралась из машины, и Рыгало, последний раз посмотрев на Генри, рванул с места и оставил их вдвоём.

Пока они шли через поле, Беверли думала: дело вовсе не в том, что она доверяла Генри, потому что доверия не было и капли.

Она ему не доверяла и ждала, когда он что-нибудь выкинет. Что маска цивилизованности спадёт, и он попытается выбить из неё всё дерьмо, как не раз делал с другими детьми из школы.

Ситуация была совершенно ненормальной. Ведь Беверли ждала беды. Ждала так сильно, что даже хотела, чтобы Генри перешёл к делу, чтобы у неё появился повод слететь с катушек, заорать, наподдать так сильно, как делал с другими он.

(«Так сильно, как ты хотела бы наподдать своему дорогому папочке».)

— Беверли, — внезапно позвал Генри как раз тогда, когда она совсем ушла в свои мысли. Беверли была поражена. Он впервые назвал её по имени, а не просто «слышь», или «ты», или «давай в машину».

Бев медленно обернулась, напрягшись всем телом. Она ожидала внезапного удара кулаком по скуле или вспышки света от заходящего солнца, отражающейся на лезвии выкидного ножа. А Виктор и Патрик тогда выскочат из своих укрытий, посмеиваясь, и прибегут, чтобы присоединиться к Генри.

Вместо этого Генри стоял и смотрел на неё. Не просто смотрел — не отводил глаз. Словно зачарованный. Было странно видеть его таким, без привычного угрожающего выражения лица.

Казалось, он вот-вот что-то скажет, но Генри только моргнул, будто приходя в себя, и ткнул пальцем в сторону небольшого оврага неподалёку. Беверли вспомнила, что этот овраг ведёт к карьеру. Многим ребятам нравилось там отдыхать, загорать, а если хватало смелости, то иногда и нырять. Она никогда бы не подумала, что Генри любит купаться и загорать, разве что силой сталкивать других в воду. Странно, конечно. Но она будет настороже.

Беверли кивнула и пошла за ним.

— Ты что, плавать собрался?

— Нет.

Беверли нахмурилась. Генри не взял рогатку, а свою Бев забыла дома: она лежала, надёжно припрятанная под матрасом, рядом с запасом сигарет для экстренных случаев. Тренироваться в стрельбе по банкам никак не получится. А больше здесь было нечего делать.

— Нам и купальники не нужны. Просто снимешь рубашку, а я…

— Нет.

Тон Генри не оставил места возражениям. Бев решила больше не говорить о купании, хотя не понимала, почему это предложение его так раздражало. Но, с другой стороны, они забрались в глухомань, где не было ни музыки, ни еды, вообще ничего. Чем ещё Генри собирался заниматься?

(«Ты прекрасно знаешь, знаешь, малолетняя шлюшка, не притворяйся».)

Она отмахнулась от противного голоса в голове, хотя его упрёки уже почти перешли в завывания.

Если Генри хотел побыть в тишине, подальше от орущих колонок в машине, из которых лился «хэви-метал», и приятелей, хохочущих, как огры, Беверли не могла его винить. Оставалось понять — она-то ему зачем. Конечно, у её подсознания была версия…

(«Быть с людьми, которые не нравятся, паршиво, но иногда быть одному ещё паршивее».)

… и через секунду она поняла.

Беверли замечала, как Генри напрягался всем телом, когда его отец нёс патруль возле школы, как он ссутуливался, как потирал шею сзади, думая, что никто не видит…

Вот дерьмо.

«Я понимаю, — подумала Бев. — То, что он тебя бьёт, не оправдывает того, что ты срываешь зло на остальных, но...»

И, вопреки благоразумию, Беверли положила руку ему на предплечье. Генри напрягся.

Я понимаю. Да, ты ужасный человек. Но я прекрасно понимаю, почему. Твой чёртов отец.

Генри посмотрел на её руку. Потом медленно поднял взгляд и посмотрел Беверли в глаза. Она попробовала улыбнуться, стараясь как-то выразить поддержку, но мышцы лица будто перестали слушаться. Ей было грустно.

Не просто грустно — Беверли была и в ярости. Она злилась за то, как обходились с ним, да и с ней самой. Думала, почему некоторые оказываются в числе избранных, которым везёт получить этот бесценный дар — заботливых, добрых родителей, а остальным о таком и мечтать не приходится.

Генри внезапно обернулся и накрыл её руку своей. Беверли хотела убрать ладонь, но Генри сжал её крепче. Беверли сглотнула, чувствуя, как во рту внезапно пересохло.

— Генри…

Но он резко подался вперёд и прижался потрескавшимися губами в неожиданном, грубом поцелуе.

(Она всё не так поняла. Как всегда.)

Генри запустил руку ей в волосы, притянул ближе и укусил за губу. На секунду, всего одну тысячную мига, Беверли подумала — не позволить ли ему продолжить, просто чтобы узнать, как это, ради чего ребята постарше готовы жить и умереть, посмотреть, много ли изменилось с того сладкого мига, который она в третьем классе разделила с Биллом Денбро… но это показалось жестоким, словно она использовала бы Генри, чтобы удовлетворить собственное любопытство, поэтому Беверли, хотя и содрогаясь внутренне от страха, оттолкнула его.

Это оказалось не так просто, потому что Генри упрямо не отпускал её руку. Но она сопротивлялась, пока до Генри не дошло, и он не разжал пальцы. Беверли потёрла ноющее запястье.

— Извини, — смущённо пробормотала она.

Просто молодец. Ты идиотка, Беверли. Нашла что сказать…

Она машинально поморщилась, ожидая, что на неё обрушится шквал ругани, что голос Генри сорвётся, перейдёт на высокие нотки, как иногда бывало, когда он вовсю орал на того, кто вызвал его гнев. Что он её толкнёт, сбросит с обрыва в воду, организует неожиданный урок плавания.

Вместо этого Генри медленно сел на землю и уставился в сторону карьера. На неё он не смотрел.

Может, этого и надо было ждать с самого начала. В конце концов, с чего Генри внезапно решил таскать с собой девчонку на несколько лет младше? Но в глубине души Беверли наивно...

(«...глупо»)

...хотела верить: он заметил, что у них есть что-то общее, что в некоторых вещах (в том, как некоторые люди с ними обращались) у них больше сходства, чем различий, и поэтому ему захотелось сделать шаг навстречу.

Какая же она идиотка.

— Мне правда очень жаль, — повторила Беверли уже тише, но Генри вряд ли её услышал.

Он всё ещё смотрел на воду, когда она наконец ушла.

Беверли не ждала после этого, что её будут снова подвозить. Поэтому в понедельник утром была поражена, увидев, что Патрик Хокстеттер поджидает её возле шкафчика.

— Генри… хочет меня видеть? — неуверенно спросила она. Но Патрик только улыбнулся и пошёл по коридору, пальцем поманив её за собой. Они были уже почти снаружи, когда Беверли поняла, что они идут не к тому выходу, возле которого Хаггинс обычно паркует машину. Вместо этого они оказались у южного выхода, откуда был виден лес. Беверли шла за Патриком, ничего не понимая.

— А почему… — начала она, но Патрик толкнул её к стене и прижал к шершавому кирпичу. Потом склонился к Беверли и принялся водить липкими ладонями по её рукам, вверх-вниз.

— Какого хрена! — выпалила Беверли и сильно его толкнула. Хотя Патрик был намного выше, ей удалось оттолкнуть его на пару футов: он был худощавым и тонким, что сыграло Бев на руку. Но вместо того чтобы рассердиться, Патрик засмеялся: шелестящее, вибрирующее хихиканье. От этого звука у Беверли даже зубы заболели.

— Что не так? Слишком людно?

— О чём ты?

— Я знаю, вы занимались этим на карьере, но тут тоже неплохо, — в голосе Патрика звучало всё больше раздражения. — Давай. Можно по-быстрому. Справимся до урока. Потом скажешь ему, что тебе понравилось. А потом мы с тобой сможем им делиться.

У Беверли кровь застыла в жилах.

— Что?

Но Патрик уже снова к ней потянулся, поэтому Беверли отпрянула, подняла сжатые кулаки и оскалилась.

— Не. Прикасайся. Ко. Мне.

Патрик сразу помрачнел.

— Он не такой, каким ты его считаешь. И он уже разрешал мне его там потрогать. Так что не думай, будто ты особенная.

И скрылся в школе, прежде чем Беверли успела отреагировать.

Она совершенно точно не хотела знать о Патрике и Генри. Но вместе с этим её накрыло пугающее осознание, от которого сердце ушло в пятки: на выходных пошли слухи, о которых знали все, кроме неё.

Подозрения подтвердились после полудня, когда Грета повела себя куда грубее, чем обычно, и едва не сшибла Беверли с ног своим подносом для ланча.

— Прости, Бевви. Может, если бы ты чаще сдвигала ноги, то держалась бы на них твёрже?

— Я ничего не делала! — прошипела Беверли ей вслед, но Грета пошла дальше, стиснув зубы. Именно этот случай и стал последней соломинкой, из-за которой Бев после уроков кинулась бегом на улицу, чтобы убедиться: «Транс-Ам» не уедет раньше, чем она успеет поговорить с одним из его пассажиров.

Она не знала, что собирается сказать, — не то чтобы она приготовила речь заранее, — но «Какого хрена?», которое она прокричала в лицо Генри, было во главе её хит-парада вариантов.

Он посмотрел на неё так небрежно, словно она была незнакомкой, словно всего пару дней назад он не приказал своим друзьям исчезнуть, когда он устроит с ней «романтическое» свидание (или то, что в его представлении было «романтическим»).

— Чего надо? — насмешливо сказал Генри. Беверли услышала смешки. Другие дети смотрели, слушали. Ей было всё равно.

— Что ты про меня наговорил?

— Я поставил тебе хорошую оценку. Не волнуйся. Целых четыре звёздочки, в каждой кабинке туалета для мальчиков на первом этаже.

Снова смешки. В этот раз у Беверли всё перед глазами подёрнуло красной пеленой.

— Эй, сладенькая, я знаю, что тебе не терпится, но, может, не при всех…

Она ударила его кулаком.

В конце концов Виктор Крисс оттащил Беверли, и Генри не успел нарушить своё неписаное правило — не бить девчонок.

(Беверли надеялась, что Вик не думает, будто оказывает ей услугу. Потому что она сомневалась, что исход драки был бы предрешён. Горячая, опасная злость всё ещё бежала по её венам; если бы выпала возможность, Беверли могла бы хорошенько поколотить Генри.)

— Он врёт, — тихо сказала Беверли перед тем, как Вик собрался вернуться к своей компании. То, как тот отвёл глаза, выдало, что он и так это знает.

Ну здорово. Спасибо, засранец. Ты наверняка счастлив, что снова нормально вытянешь ноги в машине.

К концу недели вся школа говорила, что она была не только с Генри — со всеми четырьмя. Что они менялись на заднем сиденье машины.

Грета и Салли радостно пересказывали сплетни каждому, кто хотел послушать. Потом начались рассказы, что Беверли всех обслужила и на следующих выходных, на вечеринке у Джоани Арно.

Я даже не знакома с Джоани Арно, но какая теперь разница. Пусть это вам не мешает, можете дать волю фантазии. Даже вот что, порадуйте меня, расскажите, будто моей последней победой стал Ривер Феникс. Всё равно с чёртовым Хаггинсом у меня было не больше, чем с ним.

Жестокость детей Беверли могла выдержать. В конце концов, ей было не привыкать. Но миссис Уилкокс, которая в начале четверти была её любимой учительницей (одной из немногих взрослых в этой дурацкой школе, которым, как думала Бев, можно было доверять), начала смотреть на неё с горьким огорчением, словно Беверли её глубоко разочаровала. Поэтому каждый раз, когда она видела в коридоре смеющегося Генри, ей хотелось схватить его за шею и просто… просто давить, ведь как он смел забрать у нее и это? Только за то, что она была таким воплощением зла, что не захотела с ним целоваться?

— Ты, чёртов кусок дерьма, — думала Беверли. — Я ведь тебя просто пожалела.

И она поняла, что это было правдой. Он ей никогда не нравился. Он даже не давал себе труда быть с ней повежливее; чёрт, Рыгало и даже Виктор были дружелюбнее (Рыгало однажды купил ей шоколадный шейк в «МакДональдс-драйв», когда Беверли не хватило мелочи, а Виктор пару раз тайком курил с ней за школой на переменах).

Нет, Генри никогда не был добр. Их отношения даже отдалённо не походили на дружеские. Просто Беверли будто заметила его… скрытую печаль. И, будучи полной дурой, отозвалась на эту печаль, попалась на удочку.

— Я тебя жалела, — подумала она ещё раз. Но злость исчезла. На смену ей пришла опустошённость.

Июль 1989

Когда Беверли с друзьями заметили машину Хаггинса, криво поставленную у обочины, а рядом — брошенный велосипед парня, который учился на дому, Бев приготовилась к худшему. Ей не приходилось видеть, как Генри и его банда переходят от угроз к делу, но наслышана об этом она была прекрасно.

Но когда она увидела, как мальчишку прижимали лицом к гальке, когда он звал на помощь, а сырое мясо пачкало его лицо кровью, и Генри вместе с Рыгалом и Виктором толкали его на землю и смеялись...

Беверли схватила первый попавшийся камень. Тяжёлый, с острыми краями. И изо всех сил швырнула в Генри. Тот сразу упал.

— Хороший бросок, — сказал Стэн Урис. Это было первой похвалой, которую она от него услышала. Беверли поблагодарила Стэна, не сводя глаз с Генри.

— Вы слишком стараетесь, неудачники, — ухмыльнулся Генри, вставая на ноги. Из раны на лбу текла кровь. Но говорил он небрежно, будто ему только что не врезала девчонка. — Она и так вся ваша. Нужно только хорошенько попросить, как я.

И неоднозначно схватил себя за пах, когда они с Беверли посмотрели друг на друга. У неё в животе всё сжалось от отвращения. Генри говорил развязно, но Бев заметила, как он прищурился, когда он впервые увидел её в компании новых друзей,.

Ты всё не так понимаешь, совсем как мой папочка. Я знаю, ты не представляешь, что такое дружба, но хотя бы постарайся понять. Засранец.

И тут малыш Бен Хэнском издал воинственный вопль и тоже швырнул в Генри камень. Генри пошатнулся. Беверли испытала такую гордость за друга, что у неё чуть сердце не разорвалось.

— Война! — завопил Ричи Тозиер как раз за секунду до того, как получил камнем в лоб. С каждым днем он нравился ей всё больше.

Беверли наклонилась и схватила новый камень. В этот раз она бросила его в Вика. Теперь тот не смотрел так, будто его раздражало одно присутствие Беверли. Он смотрел испуганно.

Ей это понравилось. Очень.

— Ах ты, сука! — закричал Рыгало. Можно подумать, она была им чем-то обязана.

Не волнуйся, приятель. Просто вспомни, что ты рассказывал в школе. Что меня на всех хватит.

В этот раз она целилась в Хаггинса.

Август 1989

Фредди Крюгер вонзил лезвия девушке в живот, и кровь брызнула на шикарно сервированный стол.

— Фу, гадость! — закричал Ричи. Стэн толкнул его локтем в бок. Сильно толкнул.

— Потише!

— Но правда же гадость!

Беверли покачала головой и взяла горсть попкорна из ведёрка, стоявшего у Билла на коленях. Он посмотрел на неё и закатил глаза, улыбаясь. Беверли улыбнулась в ответ.

«Дитя сна» никак не дотягивало до предыдущего фильма. (Наверное, из-за того, что перерыв между частями был меньше года.) Конечно, Беверли понимала, что фильм не очень нравится ей отчасти по личным причинам. Например, потому, что Элис внезапно стала блондинкой. Но ещё и потому, что этот фильм просто был не таким увлекательным. Персонажи оказались скучными, а убийства — не изобретательными. А ещё почти треть диалогов было не слышно из-за постоянных комментариев Ричи и безнадёжных попыток Эдди и Стэна заткнуть ему рот.

Но Беверли бы соврала, если бы не признала, что в этот раз было куда веселее.

Сначала они уговорили Майка пойти с ними («Вы в курсе, что на этот фильм детей младше семнадцати без родителей не пускают?» — «А ты знаешь, что пока продажи попкорна растут, администрации всё равно, что кино разрушает нашу неокрепшую психику?»). Потом дождались, пока Эдди закончит читать лекцию, что из-за некоторых фильмов учащаются случаи торговли наркотиками на улицах, наверняка эта мерзость и до Дерри скоро доберётся! («Целая передача у Дика Каветта была, так что предупреждаю, не прикасайтесь и пальцем к этому дерьму!») И наконец, преодолев все препятствия, они отхватили себе семь мест в самом заднем ряду.

Пока Фредди расправлялся с новой жертвой, Беверли следила за реакцией друзей: Стэн хмурился, словно сильно задумавшись, Эдди изо всех сил сжимал подлокотники, Майк кривился, Ричи смотрел с отвращением и восхищением, Бен открыл рот, а Билл замер с горстью попкорна, которую не донёс до рта. Это было странно, но иногда достаточно посмотреть кино с друзьями, чтобы почувствовать себя счастливой. Защищённой.

Потом все зрители в кинотеатре хором закричали.

— Охуеть! — завопил Ричи.

— Да заткнись ты! — прошипел Эдди.

Беверли улыбнулась и взяла ещё горсть попкорна.

@темы: перевод, фанфикшен, G — PG-13, Клуб неудачников, зфб 18, Оно (2017), Генри Бауэрс, Беверли Марш, Патрик Хокстеттер, Грета Кин, Белч Хаггинс, Виктор Крисс

---

[IT: The Losers Club]

Название: Самый (не)удачный учебный год в жизни Ричи Тозиера
Канон: Оно (2017)
Автор: s-schastie
Бета: 100.000Years, Собака серая
Размер: миди, 5438 слов
Пейринг/Персонажи: Ричи Тозиер, Стэнли Урис, Грета Кин, Ричи Тозиер/Эдди Каспбрак, намёк на Стэнли Урис/Билл Денбро
Категория: джен, слэш
Жанр: повседневность, романс
Рейтинг: PG
Краткое содержание: Ричи терпит неудачи на учебном фронте, но неожиданно удача улыбается ему на любовном.
Примечание: современность, отсылки, AU без Пеннивайза, new kid!AU, адекватная Грета Кин
Скачать: АО3

— Это всё, Ричард.

— «Всё», директор? — переспросил Ричи, поправив очки и широко улыбнувшись; у него были крупные, слегка выпирающие вперёд центральные резцы, как у Багза Банни из «Луни Тьюнс».

— Всё! Конец! ¡Basta!.^[1] Вы или остаётесь на второй год, — мистер Колман ослабил узел галстука и сделал жадный глоток воды, — или будете посещать школу на летних каникулах, работая так усердно, как только возможно, чтобы закрыть все долги и набрать нужное число пропущенных часов.

Ричи заёрзал на стуле, посмотрел на покрасневшее, недовольное лицо директора и затем — спустя долю секунды — заметил, как за его спиной на раскидистой ветке дуба устроилась овсянка. Ха! Стэн умрёт от зависти. (Если бы не обстоятельство, приведшее Ричи в кабинет директора в конце учебного года.)

— Ричард?

Он с трудом отвлёкся от овсянки, к которой присоединилась подружка. Или дружок. «Или сахарок», — Ричи хмыкнул.

— ¡La tengo! ^[2] — отсалютовал он, и мистер Колман покачал головой.

Они могли бы быть братьями, подумал Ричи, разглядывая его очки в толстой оправе. Вот только Ричи никогда бы не надел костюм. Или галстук. Боже! Искусство завязывания галстуков — тёмный лес и его погибель.

— Послушай, Ричи, — доверительно начал мистер Колман. У него был приятный голос, когда он не говорил на повышенных тонах. — Ты — умный парень. Возможно, даже умнее многих ровесников. По крайней мере, так считает твой учитель по введению в математический анализ и расчёты мистер Фостер. Но ты не дисциплинируешь свой ум. Спускаешь талант в унитаз вместе с окурком сигареты.

— Вот это классный прикол! — воскликнул Ричи. — То есть, оборот речи, — он заставил себя сесть прямее. — Сэр.

Мистер Колман не обратил на его слова никакого внимания и спокойно продолжил:

— Твой отец сказал, что возлагает большие надежды на Йель. Он также сказал, что Йель в ответ возлагает большие надежды на тебя.

Улыбка Ричи лопнула, как воздушный шар.

Йель. Всегда чёртов Йель.

— Но Йель подумает иначе, если не увидит высокий средний балл и идеальную посещаемость со следующего года. Поэтому... — строго заговорил мистер Колман, выдержав паузу, — предлагаю подумать ещё и об этом. А школа будет ждать вас каждый день в восемь тридцать утра, начиная со следующей недели, мистер Тозиер. Можете быть свободны.

Ричи кивнул, подскочил со стула и быстро вышел, по пути больно приложившись об косяк.

Первое, что он сделал, когда оказался на улице — достал сигарету с зажигалкой и прикурил.

— Твою мать.

В течение следующих дней Ричи выслушивал, какой он плохой сын, и что ему следовало лучше стараться, прекратив искать себе оправдания.

Мать пребывала в расстроенных чувствах и уже присмотрела отель в районе Карибских островов, куда отправиться, чтобы восстановиться и поправить нервы. Уэнт отчитал его и сказал, что покупка автомобиля откладывается на неопределённый срок. До тех пор, пока Ричи не научится нести ответственность за свои поступки. А на следующее утро улетел в Бостон до конца июня.

Ричи не стал говорить, что он несёт за себя ответственность примерно с пелёнок, и если бы Уэнт чаще бывал дома, а мать занималась им больше, чем книжным клубом, то они не пороли бы чушь.

Ему нужна была эта чёртова машина хотя бы потому, что неважно, как рано он выходил — доезжая до школы на велосипеде или дожидаясь автобуса на остановке, Ричи неизменно опаздывал. А учителя старшей школы Дерри не очень-то жаловали опоздания. Не говоря о том, что они едва ли жаловали Ричи и в лучшие дни.

«Неудачники» — многие из которых разъехались на лето — принесли Ричи официальные соболезнования. Сволочуга Денбро заморочился и даже письмо от руки написал, подбросив его в почтовый ящик Тозиеров вместе с «Руководством джентльмена по этикету» Сесила Б. Хартли. Все, кто захотел, оставили в нём свои пожелания.

Не налегай на кофе и сигареты (оставь мне чуть-чуть) — Бев.

Маякни, если понадобится помощь с историей — Майк Хэнлон.

Стэн ничего ему не пожелал — за эту говнистость он его и любил, — а почерк Бена (когда он не писал любовных писем Бев) был ещё хуже, чем у Ричи, поэтому он разобрал только «Бро», «Любим» и «На связи» — что бы это ни значило.

Сам Ричи, несмотря на испорченное лето и личное дело, был спокоен. После всех замечаний, нулей на тестах, прогулов и отстранения от занятий, ультиматум директора стал достойным завершением самого неудачного учебного года в жизни Ричи Тозиера.

Плевать. Ни в какой колледж — а уж тем более в Йель — Ричи не собирался. И хотя ему придётся хорошенько напрячься, чтобы совмещать учёбу с вечерней сменой в Derry Scoop Ice Cream, ^[3] Ричи не хотел гневить богов или лишаться дополнительных карманных денег.

Вот закончит школу, как хотят родители, а уж дальше рванёт в Эл-Эй, как и собирался. Будет ходить на прослушивания, запишется на курсы сценического мастерства к какому-нибудь неудачливому, но опытному режиссёру-постановщику, и, если повезёт, через пару лет и думать забудет о высшем образовании. Будет собирать залы на своих стэнд-апах, грести деньги лопатой, а его шутки растащат на мемы и будут цитировать в «вирусных» видео на ютьюбе.

Главное — потерпеть каких-то пару месяцев, не забывать вовремя принимать Аддерал и быть паинькой, чтобы его перевели в одиннадцатый класс. Ведь тесты и контрольные сами по себе никогда не были проблемой — чего не скажешь об организованности и самодисциплине.

Лучше всего, если Ричи возьмёт пример со Стэна. Вот у кого царил порядок везде и во всём!

Стэн ни разу не просыпал контрольную по интегралам, потому что до четырёх утра рубился в «Варкрафт», не путал время репетиций школьного спектакля, в котором играл ключевую для сюжета роль, не заявлялся на историю цивилизаций под кайфом и его никогда не ловили за курение в женском туалете на первом этаже на пару с Бев.

Стэн возмутительно скучно жил, зато ездил на своей машине и щеголял по школе в пиджаке под водолазку, словно банкир с Уолл-стрит, или знаменитость, или конченый фрик.

Вот и сейчас Ричи пришёл к нему за советом. То есть, прийти-то он пришёл и даже успел пересказать Стэну последние печальные новости о машине, но за обедом в кругу Урисов, да за игрой в «Зельду» на Nintendo после, из головы Ричи совершенно вылетела первоначальная цель визита.

Стэн должен был стать его гуру, Йодой, путеводной звездой в мир порядка и контроля. Ричи хотел, чтобы всевидящий глаз Саурона — вернее, Стэна — поделился с ним парой-тройкой хитростей, как держать внутреннюю рассеянность и прокрастинацию в узде.

Ну, и ещё лицо Стэна успокаивало Ричи на каком-то квантовом уровне. Сколько бесконечностей на него ни смотри, картинка вряд ли поменяется. Стэн даже шутил с невозмутимым, постным выражением, и Ричи думал, что неплохо бы позвать его в спектакль в следующем году. Если администрация прогнётся и разрешит поставить «Зови меня своим именем». (Что, увы, было крайне маловероятно.) Играл бы то самое дерево в саду Элио. Если бы не порвало зал, то Ричи — от хохота — точно!

— В общем, я думал у меня СДВГ, но это реальная болезнь, а я просто ленивый... ^[4]

— У тебя и правда СДВГ, — довольно резко ответил Стэн, не отрываясь от своей книги. Он всегда говорил серьёзно, одевался серьёзно и Ричи воспринимал тоже серьёзно. Ричи ценил это больше всего. — Но ты и правда ленивый, к тому же идиот, раз до сих пор не записался к врачу и продолжаешь таскать Аддерал у Мэгги.

— Сделал гадость — сердцу радость. Думал, ты, как никто другой, должен понять мой порыв, Стэнни-пенни. Хе-хе... Ауч!

Стэн несильно стукнул его по макушке. Книга была в мягкой обложке, и он лишь слегка его задел, но всё же. Только что на жизнь Ричи совершили покушение! А он даже не знал, какой книгой именно. Ричи втайне хотел, чтобы ею оказалась «Над пропастью во ржи». Было бы эпично.

— Узнал бы о вариантах лечения, терапии... Предъявил бы заключение в школьную администрацию, — как ни в чём не бывало продолжил Стэн, подобрав колени к груди и открыв книгу на той же странице, на которой остановился. — Они бы скорректировали твоё расписание, и ты бы получил дополнительное время на контрольных.

Ричи пропустил мимо ушей всё сказанное Стэном — куда интереснее было собственное расследование — и тут же подскочил к нему, вырвав книгу из рук.

— Кто бы сомневался, — заулыбавшись, практически мурлыкнул Ричи себе под нос.

«Пролетая над гнездом кукушки».

Он был готов поспорить — Стэн выбирал книгу по названию. И по птице на обложке. Иногда ему казалось, что он и их дружбу променял бы на возможность завести сову. Ричи его не винил. Судя по матери, так поступил бы каждый, кто с ним знаком: променял бы на кого-то или что-то получше, поудобнее.

Стэн выпрямился и встал с кровати, чтобы забрать книгу назад. Ричи не сопротивлялся — дело было сделано, тайна раскрыта. Он уже потерял интерес. Хотя вкусы Денбро — кто ещё оставил бы заметку на первой странице специально для Стэна? — были весьма специфичны. Книга об обитателях психиатрической больницы? Стэну? Он это серьёзно?

— Мне не нужен врач или поблажки, — отмахнулся Ричи, хотя давно потерял нить разговора. К тому моменту глаза Стэна почти наверняка успели описать экватор и вернуться обратно в глазницы. Закатывание глаз — одна из сверхспособностей Стэна-Супермена, если вы спросите Ричи.

— Как знаешь, — сухо заметил Стэн.

— Стэ-э-эн... — заныл Ричи.

— Путь саморазрушения — твой выбор, — пожал плечами Стэн. Он задумался и, переведя взгляд на Ричи, всё-таки добавил: — Я не знаю, поможет ли тебе мой способ, но...

Ричи навострил уши. Кажется, они даже дёрнулись от нетерпения.

— Ну? Не томи!

Стэн всё ещё мялся, точно девственница перед первой брачной ночью.

— Попробуй найти то, что займёт твоё внимание, — сказал он медленно, старательно подбирая слова. — Сконцентрируйся на этом. Так, чтобы всё лишнее отошло на второй план, а посреди шума и ярких пятен ты видел и слышал только его. Думай о нём минуту, когда тебе нужно сфокусироваться, успокоиться... А затем возвращайся к занятиям. Или к работе.

Ричи почесал подбородок. Проще сказать, чем сделать.

— Попробуем-с. ¡Gracias, amigo! ^[5]

Теоретически Ричи понял, что имел в виду Стэн, но практически сделать это не получалось. Чаще всего его мозг работал как дуршлаг — чем больше информации в него попадало, тем меньше оставалось. Что касается самого процесса, то он напоминал устройство «всемирной паутины». Не в том смысле, что Ричи помнил всё, что увидел, прочёл или услышал и затем всю жизнь хранил эту информацию в своей памяти, как Майк Росс из «Форс-мажоров» или герой Брэдли Купера из «Области тьмы». Скорее, Ричи словно набирал интересующий его запрос в поисковик, на экране всплывали сотни, тысячи, миллионы страниц, он открывал первые пять, тщательно их изучал, кликал на перекрёстные ссылки или вводил новый запрос в поисковой строке в другом «окне», и в итоге информации становилось так много, а Ричи так углублялся в процесс, что он уже не помнил, с чего начинал искать и зачем ему это в принципе. Нередко это происходило без его ведома. Непреднамеренно. Он мог ничего не искать, но мозг продолжал работать по описанной схеме, как на автопилоте, и в конце концов Ричи уставал настолько, что даже не мог сформулировать свой запрос. Уставал ещё до того, как начинал что-то делать.

Поэтому, решив перевести дух и отрываясь под Led Zeppelin в последнее воскресенье «каникул», Ричи надеялся, что не станет себе врагом. Всё-таки порой ему удавалось сосредоточиться, и когда это происходило, результаты были... поразительными — по мнению Ричи, дурацкими — по мнению Стэна и Бев, посредственными — по мнению мистера Фостера (он любил говорить в стиле Северуса Снейпа).

Колонки орали во всю — у Уэнта был настоящий склад профессиональной музыкальной техники. Отец говорил, что когда-то играл на гитаре в бойз-бенде в колледже. Ричи ему не очень-то верил, потому что никогда не видел, чтобы Уэнт держал в руках хотя бы акустику. И он всегда отказывался от настойчивых предложений Ричи сыграть что-нибудь — хотя бы пару аккордов — на его электрогитаре.

Так или иначе, звук был отличный — громкий и чистый. Ричи накинул на плечи ремень гитары, стараясь перекричать голос Планта, но не покушаясь на гитарное соло Пейджа.

Эй, ребята, слышали новость?
Энни возвращается в город! ^[6]

Кто-то настойчиво тарабанил в дверь. Ричи хотел проигнорировать этого «кого-то» — он не нарушал никаких законов и определённо не ждал гостей, — но стук повторился снова. Ричи вздохнул и поплёлся открывать.

— Иду я! Иду! — крикнул Ричи.

За дверью стоял парень его возраста — или младше на год или два — и неуверенно переступал с одной ноги на другую. Ричи сканировал его профиль. Каштановые волосы с выгоревшими завитками на концах, веснушчатое лицо, карие глаза.

Парень быстро уставился в пол, явно смутившись.

«Мило», — подумал Ричи.

— Кхм... Я...

Он достал из кармана куртки ингалятор и сделал глубокий вдох.

— Потерял дар речи от такой красоты. Бывает, — подмигнул Ричи.

Парень нахмурился и убрал ингалятор обратно.

— Я — Эдвард Каспбрак.

— Переехал сюда с Аляски несколько лет назад... — продолжил за него Ричи и заржал в кулак.

Эдвард — Эдс — нахмурился ещё сильнее, но заговорил увереннее, словно ингалятор придал ему сил. У Ричи так было с очками.

— Мы с мамой недавно переехали в дом напротив, — с напором сказал он. — Я не мог до вас достучаться. Музыка орёт слишком громко. Не могли бы вы сделать потише? Уже поздно.

Ричи не без труда отвёл от него взгляд и осмотрелся. Эдс не врал. На улице стемнело, дорогу освещали фонари. Должно быть, он потерял счёт времени. Чёрт!

— Окей. Для тебя — всё, что угодно, Эдс. Передавай маме моё почтение. И... добро пожаловать в Дерри! — затараторил Ричи и закрыл дверь, не обращая внимания на округлившиеся глаза незнакомца.

«Не незнакомца, — исправил он себя, — Эдса».

Ричи взлетел вверх по лестнице и пошёл в душ. С завтрашнего дня начинался ад на земле, он не должен был отвлекаться. Но пока оставалось время, Ричи то и дело мысленно возвращался к новому соседу.

Они точно не виделись раньше? Его лицо и голос казались Ричи смутно знакомыми, словно навевали воспоминания из детства...

В 8:32 утра Ричи уже стоял напротив кабинета истории в своей любимой футболке с пингвином. Один из плюсов школы летом — никакого офисного стиля. По крайней мере, никакого нарочитого пренебрежения офисным стилем в обход уставу школы, как в учебный год.

Мистер Колман предупредил его, что для перевода в следующий класс, за «каникулы» он должен был: сдать курсовую по введению в матанализ и расчёты, хотя мистер Фостер и допустил его до контрольной, по которой Ричи получил твёрдую «A» (самое муторное), закрыть все «хвосты» по истории цивилизаций (самое сложное), написать реферат по «Наиболее распространённым травмам в американском футболе» и сдать нормативы по бегу на физической подготовке (самое неинтересное).

На фоне этого работа в кафе и родная кровать казались Ричи ценнее любого кольца всевластия.

В Derry Scoop он делал то, что получалось у него лучше всего, не прилагая особых усилий: улыбался, болтал с клиентами и делал самое вкусное глясе в городе. А домой приходил настолько уставшим и измочаленным, что впервые за несколько лет засыпал, едва голова касалась подушки. Ричи даже отказался от снотворного, которое принимал, взяв дурную привычку с матери, — несмотря на каникулы, школа работала в обычном режиме, исключая проведение общих собраний до начала занятий и не работающую столовую.

Ещё за посещение школы на каникулах тоже предстояло платить, и Уэнт переложил все расходы на Ричи.

«Это заставит тебя ценить деньги и свой труд», — сказал он в тот же день, когда вколачивал гвоздь в гроб мечты Ричи о «Мустанге». И мотивации действительно прибавилось. Ведь если он сдаст всё как можно быстрее, если не будет валять дурака, то сможет хоть что-то скопить к сентябрю. А если Ричи проявит больше энтузиазма в Derry Scoop, то очарует больше клиентов и, возможно, получит больше чаевых. К тому же, занятость двадцать четыре на семь давала эффект не хуже Аддерала. И хотя это был скорее спринт на пределе возможностей, чем марафон, Ричи благодарил свой мозг за временную передышку. От Аддерала его частенько плющило.

Две недели занятий пролетели незаметно и малорезультативно, хотя Ричи хотел уложиться за пять.

Миссис Дуглас всем своим видом демонстрировала, насколько ей не хочется видеть Ричи в своём классе, и в этом они были в одной лодке. История цивилизаций никогда ему не давалась. А когда Ричи что-то не давалось, он на это забивал.

Сейчас забить не получалось, и Ричи искал наслаждение в толстых подколах чуть глуховатой миссис Дуглас и смешках Греты Кин, раз не находил ничего интересного в Войне роз. История всегда заставляла Ричи чувствовать себя глупым. Он читал учебники, изучал открытые источники и, когда мог, обращался к оригиналам, но последовательность событий никогда не выстраивалась в его голове, ускользая на полпути. Он не понимал военную тактику правителей, когда она была, и тем более, когда она отсутствовала, с трудом мог уложить в голове интересы и цели противоборствующих сторон — для этого всегда требовалось смотреть «глубже» в историю и в предшествующие события. В итоге политические интриги Плантагенетов-Ланкастеров с Йорками меркли на фоне Столетней войны, а Ричи путался в собственных заметках, в словах, терял уверенность и в конце концов начинал хохмить.

Миссис Дуглас считала, что Ричи притворяется или ведёт себя так ей назло. Ричи считал, что старой грымзе пора на незаслуженный отдых... или на покой.

— «Парламент»?

Ричи прекратил протирать стёкла очков и водрузил их себе на нос. Он криво усмехнулся.

— Грета Кин. Чем обязан? — насмешливо сказал Ричи, но всё же принял сигарету мира из протянутой пачки.

— Неплохое шоу.

— Хах, что ж. Всё на потеху зрителю, — он отвесил поклон, зажав сигарету между зубов.

Ричи выпрямился, достал зажигалку и дал прикурить вначале Грете, затем — себе.

Они не общались, по крайней мере, нечасто и только когда Ричи ходил на вечеринки и был достаточно в хлам. Между Гретой и Бев всё ещё витало напряжение, но они больше не враждовали и даже делали совместный проект по биологии в прошлом году.

Бев была популярней сейчас. Практически звездой школы. А Грета уже не так сильно любила впустую трепать языком.

— В чём облажалась ты? — спросил Ричи, отвернувшись и выдохнув дым в другую сторону.

Грета повела плечом.

— Посещаемость, — она затянулась.

— И доклад о чём миссис Дуглас заставила тебя подготовить?

— «Красная» революция в России.

— Оу.

— Ага.

— Школа — отстой, — и своё высказывание Ричи сопроводил жестами.

Грета к нему присоединилась. Школа на каникулах сплачивала, создавая самые неожиданные альянсы.

Хотя Ричи не первый год работал в Derry Scoop, он до сих пор не мог запомнить имя владельца. Вернее, он помнил его имя — Персиваль Вайз, или Перси Вайз, или мистер Вайз, — но когда летняя подработка подходила к концу, ему словно стирали память той штукой из «Людей в чёрном». Причём навыки баристы и официанта, а также знания ассортимента кафе и меню никуда не девались — вот в чём заключалась вся мистика!

Ричи как раз прибирался на рабочем месте. Выдался спокойный день, хотя сегодня он работал полную смену. В зале почти не осталось клиентов: только пара за вторым столиком у окна, которая давно допила свой кофе, но, кажется, находилась на стадии выяснения отношений, кто кому изменил (Ричи не понимал, зачем приходить ради такого в кафе — чтобы не поубивать друг друга за закрытыми дверьми?), и он не рисковал к ним соваться, а ещё была Вероника Гроган с подругами за седьмым. Ричи старательно изображал, что они незнакомы. Он не хотел чтобы в стенах Derry Scoop разыгралась ещё одна драма. Сплетни в Дерри разлетались со скоростью звука.

Звякнул колокольчик на входе. Ричи в последний раз протёр стойку и поднял голову.

Напротив стоял его сосед. Эдс.

Он не видел Эдса все эти дни — то ли из-за большой нагрузки, то ли потому, что Эдс его избегал.

— Мне кажется, или у меня дежавю, — улыбнулся Ричи.

На Эдсе было кремовое поло, светлые шорты и кроссовки. Он немного походил на игрока в теннис. Веса этой теории добавлял лёгкий румянец на шее и щеках Эдса и то, что его волосы липли ко лбу, словно он недавно бегал.

— Мне кажется, или вы меня преследуете, — насупился Эдс, но он не выглядел задетым.

— Это ты пришёл в моё кафе, — Ричи быстро исправился. — То есть, технически, это не моё кафе, а мистера Вайза, но, думаю, ты понял мою мысль. Я был здесь до тебя. И я не только про кафе — ты ведь недавно сюда переехал. Верно? Кстати, почему ты обращаешься ко мне на вы? Готов поспорить, мы ровесники. Или почти ровесники.

Ричи всегда болтал без умолку, когда нервничал, и мысленно обругал себя за то, что не боролся с этой привычкой. Повезло, что Эдс не знал Ричи так хорошо, как знали «Неудачники», и не мог его раскусить.

— Потому что вы знаете моё имя, а я ваше — нет? — спросил он резко, хотя выглядел так, словно с трудом сдерживал улыбку.

По мнению Ричи, таким милым парням как Эдс делать это было противопоказано. Улыбки таких милых парней легко могли спасать Галапагосских морских котиков от вымирания.

— Ричи Тозиер зовусь, ваш заказ принять возьмусь!

Эдс посмотрел на него со смешинками в глазах, но ничего не сказал. Вместо этого он перевёл взгляд на прилавок.

— Два шарика ванильного мороженого, пожалуйста.

— Просто ванильного?

— Просто ванильного.

— Может быть, хочешь попробовать солёную карамель? Хит продаж.

Эдс покачал головой.

— Со вкусом «Хуба Бубы»?

— В нём одни красители и ароматизаторы.

— Шоколадное с миндалём?

— У меня аллергия на орехи.

— «Нью-Йорк»?

— Плохие ассоциации.

Ричи сделал мысленную заметку.

— «Птица счастья»? — не сдавался он.

— Спасибо за попытки расширить мою вкусовую палитру, Ричи, — сказал Эдс, и сердце Ричи буквально остановилось... и забилось с удвоенной скоростью. — Но я не меняю своих решений.

— Что ж, ваниль — неумирающая классика.

— Именно.

— Прямо как Led Zeppelin, — хмыкнул Ричи.

Он надел перчатки, взял ложку для мороженого и полез в морозильник.

— Два шарика ванильного мороженого для самого милого парня в Derry Scoop.

Эдс густо покраснел и огляделся по сторонам.

— Ск... Сколько с меня?

— За счёт заведения.

— Но...

— Спасибо за предложение, но я тоже не меняю своих решений.

Эдс окончательно смутился, забрал стаканчик и сел за дальний столик у окна. «О! — подумал Ричи. — Семейка Адамс уже свинтила». Впрочем, Эдс тоже быстро доел и ушёл, оставив чаевые, превышающие стоимость мороженого. Ричи даже обиделся.

Перед уходом Вероника хищно ему подмигнула. От этих женщин ничего не удавалось скрыть! Особенно от тех, с которыми Ричи когда-то встречался.

Должников и «отстающих» у тренера Уолша оказалось больше, чем у мистера Фостера и миссис Дуглас вместе взятых. И хотя тренеру нравилось думать, что это из-за пристрастия современных детей к компьютерным играм (что, если спросите Ричи, нисколько не унижало, а даже облагораживало) и домоседству (что, скорее, иллюстрировало разнообразие досуга в Дерри), истинная причина крылась в самом тренере Уолше. Двенадцатые классы поговаривали, что когда-то давно застукали его за обжиманиями с парнем из бейсбольной команды, и что через пару лет этот парень разбился на машине на выезде из города, а тренер Уолш стал вместилищем Люцифера на земле. Сам Ричи не раз видел, как он приходил на занятия пьяным и пел «Life Is Life», сидя на скамейке запасных.

Ричи мало волновали душевные переживания тренера. Многие в Дерри были несчастливы, с приветом или сертифицированными психами — как Бауэрс и Хокстеттер, — но это не должно было влиять на остальных, умело скрывающих своё безумие.

Он помахал Грете Кин — у неё были мешки под глазами и недовольное сонное лицо — и ухмыльнулся, когда она громко зевнула. Затем поравнялся с Кельвином Кларком и Эдди Коркораном, шепнув им: «Здорова, джентльмены! Готовы растрясти жирок на минимум семи кругах ада по стадиону?», просто потому что они были в одной связке, и Ричи мог себе это позволить. Парни вразнобой покачали головой.

Только сейчас, разминаясь и разогревая мышцы, Ричи осознал, как всё-таки глупо было прогуливать физподготовку ради перекура с Бев. С тем же успехом они могли остаться на стадионе и ничего не делать без всякого отстранения от занятий. А теперь сдавать нормативы по бегу приходилось все разом и на жутком пекле.

С короткими дистанциями Ричи справился быстро, сдав самую короткую на «А» и остальные на «B», но это оказалось лишь цветочками, по сравнению с полуторами милями, которые тренер заставил его бежать потом. Ричи не помогло даже полчаса отдыха.

— Тозиер! — кричал тренер Уолш ему вслед, когда Ричи думал, что умрёт прямо тут, на стадионе, хотя пробежал лишь треть от заданной дистанции. Курение знатно подпортило ему дыхалку. — Треплешься быстрее, чем бежишь! Поднажми, иначе будешь пересдавать заново.

Могучий Тор, за что ему всё это?

Видимо, за симпатичного соседа Эдса, которого он стал встречать всё чаще, словно прекрасное видение. И не за Эдса одновременно, раз он видел его сейчас — сидящим на верхних трибунах, в свете солнечных лучей и в белой футболке, когда от Ричи воняло потом и он был красный как рак.

Он снял повязку и провёл рукой по спутанным, слегка влажным волосам. Если их не помыть — они со Стэном смогут стать приёмными родителями для выводка птенцов.

— На своего парня засмотрелся? — хихикнула Грета у него за спиной.

Ричи глянул на неё сверху вниз, как обычно смотрел Стэн, когда хотел показать, что его отношения с Биллом никого не касаются.

— Не на твоего уж точно.

Грета фыркнула.

— Эдди Каспбрак. Он ходил с нами в начальную школу, пока не уехал в Нью-Йорк.

— О. Я думал...

Ричи думал, что Грета — стерва и гомофобка. И хотя их временное перемирие действовало на уроках миссис Дуглас и на перекурах после них, статус занятий по физподготовке был не оговорён.

— Мне плевать, если ты хочешь переспать с Эдди Каспбраком, Ричи, — Грета закатила глаза. — На дворе двадцать первый век. Даже если не до всех в Дерри это пока дошло.

— Да. Наверное.

Грета хмыкнула.

— Что сейчас двадцать первый век, я имею в виду. Я не хочу переспать с Эдсом. То есть... — Ричи сделал глубокий вдох. «Сконцентрируйся на важном — на Эдсе». — Откуда тебе вообще всё это известно? Может, ты путаешь его с кем-то другим — например, с Коркораном?

— Нет. И если не веришь мне — спроси у своей банды. Урис, вон, с детского сада «Тетрадь смерти» ведёт. Но и малыша Каспбрака должен вспомнить.

— Что ещё? — недовольно сказал Ричи. Смеяться над лучшим другом с бывшим врагом было как-то не комильфо. Но прикол Ричи оценил.

Грета вытерла шею полотенцем и повесила его на плечи. Она бегала лучше Ричи, но это не говорило много о её способностях.

— Мамашка у него с прибабахом.

— Ладно, Кин, — Ричи посмотрел наверх. Эдди всё ещё сидел наверху и он точно его заметил. — До встречи на истории во вторник.

— До встречи, Тозиер.

Ричи быстро принял душ, сменил спортивную майку на футболку с Pink Floyd и поднялся на самую верхнюю трибуну, словно не он только что жаловался на усталость.

— Хэй.

— Привет, Ричи. Я как раз собирался уходить.

Вблизи Эдс был ещё симпатичнее. Даже несправедливо. А ещё с такого расстояния Ричи мог легко разглядеть котика на грудном кармане его футболки RIPNDIP. Ричи знал эту модель — если потянуть за карман, котик показывал «Фак» тебе и всем окружающим в придачу.

— Тогда нам по пути, — усмехнулся Ричи. — Классная футболка, кстати.

— Спасибо.

Эдди явно испытывал неловкость, но снять её не стремился. Неловкость — не футболку. Хотя Ричи не отказался бы и от второго.

Ничего, Ричи мог болтать за двоих.

— Так что ты здесь делаешь, Эдди? Судя по одежде — точно не бегаешь. И я бы заметил тебя на стадионе. Честно говоря, беги ты впереди, мои результаты были бы куда выше, — и Ричи не шутил. То, что вызывало его интерес, всегда получалось у Ричи лучше.

Эдди задумался, словно не знал, стоит ли ему отвечать или дать Ричи окончательно себя зарыть. Наконец он сдался или решил внутреннюю дилемму:

— Прячусь от матери. Мы... часто расходимся во мнениях, и иногда лучше просто уйти. Дать ей выпустить пар и всё такое.

— Проблемы матерей и детей, — усмехнулся Ричи.

Ричи знал всё о привычке уходить из дома, когда было уже невтерпёж. Правда, Ричи уходил не на стадион, а в дом Урисов. Дональд и Андреа принимали его как родного. Порой, они принимали его даже лучше, чем собственные родители.

— Что-то вроде того.

Эдс ему улыбнулся. Ричи захотелось снять с него одежду и поцеловать прямо здесь и сейчас.

— Как нормативы? — спросил Эдс, когда они вышли из школы. Ричи тут же полез за зажигалкой и сигаретой.

— Супер.

Он закурил, выдыхая дым подальше от Эдса, но тот всё равно поморщился.

«Ингалятор! Вот же гадство!»

— Ты же астматик. Прости, я забыл, — Ричи затушил сигарету и выкинул в ближайшую мусорку.

Эдс покачал головой.

— Нет, не стоило. Я не совсем астматик. Всё нормально. Просто не люблю запах сигаретного дыма.

Ричи поднял брови. Не то чтобы это было видно за стёклами очков. Эдди, однако, заметил.

— Ношу его по привычке.

И хотя Ричи видел, помнил, как Эдс использовал его в кафе по прямому назначению, он не стал допытываться. Все имеют право на секреты.

Эдс посмотрел на него и снова улыбнулся.

— Ты мог бы бегать лучше, если бы меньше курил.

— Вот как?

— Уж поверь.

— Покажешь класс?

— Мы в разных лигах, — заметил Эдс. Ричи едва не хватил инфаркт. Он влюблялся в Эдса и в его новые дерзкие грани всё сильнее. — Я бегал за школу, когда учился в Нью-Йорке.

Ричи поправил очки нервным жестом.

— Ну, а эти руки, — он продемонстрировал Эдди свои ладони — крупные, с длинными узловатыми пальцами, — не созданы для спорта.

Кадык Эдса дёрнулся. Или Ричи это себе нафантазировал.

— Точно.

Он отвёл взгляд в сторону.

— Что думаешь насчёт Derry Scoop? Не хочешь со мной? Мороженое — за счёт заведения. И не как в прошлый раз. Если, конечно, тебе не нужно домой, — Ричи совсем сник. — Не подумай, что я зову тебя на свидание. Я работаю там каждое лето. И мы теперь соседи. А Грета сказала, что ты жил здесь раньше. И, в общем... вот.

— Грета Кин? — удивлённо переспросил Эдс.

— Да.

Он нахмурился.

— Ты с ней общаешься?

— Что? Нет. Назовём это стратегическим партнёрством. Но период полового созревания пошёл ей на пользу. Прибавил не только в груди, но и кое-что в голове, — усмехнулся Ричи. — Так что скажешь?

Эдди остановился, и Ричи едва в него не влетел.

— А если я так решу?

— Решишь — что?

Глаза у Эдса были какого-то невероятного оттенка, с золотыми всполохами у радужки.

— Что это свидание, балабол.

— Значит, придётся целоваться, — невозмутимо сказал Ричи и добавил, ухмыляясь: — Возможно, на глазах у Перси Вайза.

— Это мне подходит.

— Что ж...

Ричи улыбнулся и уверенно взял Эдса за руку. Каникулы выходили не такими отстойными, как он предполагал.

— Ты не против?

— Почему бы и нет. Хотя... — Эдди задумался. Затем притянул Ричи к себе и поцеловал в губы. — Вот теперь я готов.

Ричи вновь поправил очки, чувствуя румянец на щеках. Грета была права — хотя на дворе и был двадцать первый век, некоторые об этом не догадывались. И влияло это и на тех, и на других.

— Класс... Значит, вопрос первый: ты действительно переехал сюда из Нью-Йорка?

— Из Квинса, если точнее. И я не совсем переехал — скорее, вернулся. Грета не соврала. Об этом.

— Жил там же, где и Человек-паук.

Эдс рассмеялся, и Ричи посмотрел на него, как заколдованный. Он действительно походил на героя Тома Холланда. Те же карие глаза, те же каштановые волосы. И мимиметр, глядя на Эдса, тоже сбоил.

— У отца диагностировали рак, когда я учился в начальной школе, — изменившись в лице, серьёзно заговорил Эдс. — В Нью-Йорке есть хороший онкоцентр, но спасти его не удалось. Мы остались в Квинсе, но мама так и не смогла полюбить «Большое яблоко».

— Сочувствую, Эдди.

— Спасибо. Хотя это так странно — мне часто сочувствуют, но я по нему не скучаю. Как можно скучать по тому, кого почти не знал?

Эдс замолчал, Ричи закашлялся. Типичное свидание Ричи Тозиера — безрадостные разговоры, бесчисленные фиаско. В компании он всегда был громче, постоянно шутил. Свидания, напротив, пугали Ричи до чёртиков.

— А тебе ничего не будет за то, что ты сидишь со мной и не работаешь? — сменил тему Эдди.

— Это твой следующий вопрос?

— Ричи, — Эдс скрестил руки на груди.

Ради того, чтобы слышать своё имя из уст Эдса, Ричи был готов на любые безумства.

— Оглянись. Мы здесь одни.

— Как скажешь, — Эдс отпил от своего ванильного милк-шейка. — Почему ты ходишь в школу на каникулах?

— О, это долгая история. Только не думай, что я тупой. Хотя многие вначале думают, что я тупой... — Ричи затопила неловкость. Ходить в школу летом было и впрямь стыдно. Так ещё и платить за этот позор придётся самому. — Иногда я не могу заставить себя что-то делать. И это не потому, что я ленюсь. Просто... Я как будто не могу ввести нужную команду в компьютер, а от числа попыток он только перегревается, отрубается и вообще не пашет.

— Я не думаю, что ты тупой, Ричи, — заверил Эдс.

— Из-за пропусков и заваленных тестов директор Колман поставил мой перевод в одиннадцатый класс в режим ожидания. Но я уже разделался с большинством долгов.

С появлением Эдса желания поскорее разобраться с долгами стало через край. А если они будут учиться в старшей школе Дерри вместе, то у Ричи будет меньше поводов пропускать занятия. Ради встреч с Эдсом на перерыве и в столовой.

— Ты перевёлся в нашу школу? Тоже идёшь в одиннадцатый? — с надеждой спросил Рич.

— Да, — кивнул Эдс. — Надеюсь, моя прежняя жизнь в Дерри и переезд в Нью-Йорк не сделают из меня новенького для остальных. Или неудачника.

— Тогда самое время сказать, что мы с друзьями зовём себя «Клубом неудачников». Поэтому встречаясь со мной, ты и так становишься неудачником.

Ричи понял, что ляпнул, но было уже поздно.

— Как-нибудь переживу, — Эдс улыбнулся, и терпеть дальше не было никакого смысла — Ричи поцеловал его. Губы Эдса напоминали ванильное мороженое на вкус. Ричи мог на него подсесть.

Они с ним были такими милыми! Ричи живописал лицо Стэна при виде их сладкой парочки — ему наверняка станет нехорошо.


Эпилог

Стэн-Супермен
4 июля, ср.

знакомься: я и мой бойфренд ЭДС [03:27 pm]

рэдди∞.jpg [03:28 pm]

СТЭННИ [03:38 pm]
что за игнор? [03:38 pm]
не завидуй [03:38 pm]

мб как-нибудь сообразим на 4 : P [03:39 pm]

[05:07 pm] Говорил с Биллом по FaceTime. Джорджи не передавал тебе привет.
[05:07 pm] )

[05:08 pm] Надеюсь, «Эдс» тоже знает, что ты его парень.

[05:09 pm] В любом случае, я ему уже сочувствую.

а ты ШУТник [05:10 pm]

Большой Билл
4 июля, ср.

[05:20 pm] Это круто, Рич. Поздр!

спс Билл) [05:21 pm]

[05:25 pm] ОГО
[05:25 pm] Еще раз глянул фото
[05:25 pm] А это случайно не Эдди Каспбрак?

ага [05:26 pm]

[05:28 pm] Эдди возвращается в город! ^[7]
[05:28 pm] : )

: ) [05:28 pm]

——————

^[1] Довольно! (исп.)
^[2] Понял! (исп.)
^[3] Кафе-мороженое из экранизации «Оно» 2017.
^[4] Строчка из песни AJR — Three-Thirty.
^[5] Спасибо, бро! (исп.)
^[6] Строчки из песни Led Zeppelin — Heartbreaker.
^[7] Переделка той же строчки из «Heartbreaker», которую слушал Ричи.

@темы: фанфикшен, G — PG-13, Билл Денбро, Оно (2017), Ричи Тозиер, Эдди Каспбрак, Стэнли Урис, Грета Кин, фб 18

---

[IT: The Losers Club]

Название: Четыре сезона
Канон: Оно (книга)
Автор: Bakaman
Бета: Собака серая
Размер: миди, 7365 слов
Пейринг/Персонажи: Билл Денбро/Ричи Тозиер
Категория: джен, слэш
Жанр: повседневность, романс, драма
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: написано по заявке: «Пять раз за те 27 лет, когда Билл и Ричи случайно встретились, вспомнили друг друга и на следующий день снова забыли».
Примечание/Предупреждения: автор немного отклонился от заявки, за что очень извиняется.
Скачать: АО3

Зима 1964

Билл продирает глаза и с наслаждением потягивается, высовывает ноги из-под нагретого одеяла и тут же прячет их обратно; после тяжёлой сессии он наконец-то может позволить себе выспаться — и это прекрасно.

Когда ему было пятнадцать, они с семьёй перебрались в Бангор, а после окончания школы он подал документы в несколько крупных вузов в их штате. С его не самыми блестящими результатами Билл и не думал целиться в Лигу Плюща, однако оказался немало удивлён, когда ему предложили стипендию и место в общежитии в одном из крупных университетов Портленда.

Иногда Билл думает, что ему просто дьявольски везёт.

И сегодня тоже случится что-то хорошее. Билл в этом уверен. Потому что, когда день начинается вот так — с подъёма без будильника и с чистой душой, подарки судьбы сами начинают падать в руки.

Улыбаясь и чувствуя себя в отличном расположении духа, Билл выходит из общежития уже ближе к полудню, готовый наградить себя поздним завтраком для чемпионов и прикупить парочку рождественских подарков.

Вчера он разговаривал с матерью, и, судя по её голосу, та оказалась немало удивлена его звонком. И не мудрено, в последний раз они болтали ещё осенью.

«Я думал заехать в гости на Рождество», — произнёс он, зажав трубку плечом, и полез в карман проверить мелочь на случай, если разговор затянется надолго.

«Хорошо, — после короткой паузы. — Правда, мы не думали отмечать в этом году, но отец будет очень рад повидаться с тобой. И я тоже».

Большего Биллу и не нужно. На машине он мог бы добраться часа за три, но Сара и слушать об этом не захотела. Взяв с Билла обещание ехать поездом, она ещё раз посетовала на непогоду, после чего они распрощались.

Направляясь к центру города, Билл решает прогуляться до ближайшего торгового молла, как вдруг замечает необычное оживление с противоположной стороны улицы. Там толпится человек десять, не меньше. Многие курят, кто-то потирает руки и переступает с ноги на ногу, неловко пританцовывая и пытаясь согреться.

Поравнявшись, Билл пожимает плечами и уже хочет пройти мимо, как в эту минуту из толпы выделяется один особенный голос, зазывающий прохожих присоединиться к зрителям.

Биллу кажется, что он уже слышал его. Он готов поклясться, что слышал его раньше.

Ноги словно сами собой тянут Билла к развернувшемуся уличному представлению. Перейдя дорогу, Билл замирает в паре шагов и широко распахивает глаза.

— Те, кто верит, налетай, те, кто жадный — убегай, отделяем мух от котлет, а тех, кто мне верит, от тех, кто нет.

В центре взявших его в круг людей сидит молодой парень, несмотря на непогоду, на нём совсем лёгкое пальто нараспашку, мягкая твидовая шляпа и солнцезащитные очки; устроившись на корточках за импровизированным низким столиком, он вращает в руках карты, показывая фокусы и агитируя прохожих сыграть с ним в напёрстки.

— Игра без изъяна, игра без обмана. Покрутил, погадал, если шарик угадал, приз твой — деньги забирай, а продул, на меня не пеняй.

— Ричи? — поражённо выдыхает Билл, но произнесённое вслух имя тут же тонет в шуме галдящей и пылающей азартом толпы. Продолжая сверлить глазами сидящего перед ним парня, Билл думает — а не обознался ли он?

Ставка один к одному. Ловкач достаёт из кармана пятьдесят баксов и кидает их на стол.

— Игра на внимание, ничего сложного, — парень снимает очки и обводит толпу весёлым и подначивающим взглядом, и тогда Билл понимает — нет, он не обознался.

— Не стойте, как школьники у борделя, делайте ставки, господа, рискуйте и побеждайте, ведь кто не рискует, тот не пьёт шампанское, верно?

Один за другим игроки терпят поражение, кто-то плюёт и уходит, пеняя на собственную непруху и заверяя себя и остальных, что всё это сущая липа, но попадаются и настырные. Лёгкие деньги тем временем продолжают утекать в карман Ричи.

Когда обстановка накаляется, Ричи позволяет двум трусоватым парням, поставившим по пятёрке, выиграть, создавая тем самым иллюзию честной игры. Билл так увлекается движением ловких и быстрых рук, что не замечает, как его выталкивает в первые ряды.

Ричи совсем близко, и Билл отчётливо чувствует, как его сердце начинает ныть. С ним творится что-то очень странное. Он впивается глазами в лицо напротив и смотрит-смотрит-смотрит, не в силах оторваться. Тот всё болтает и болтает, не затыкаясь ни на секунду, тычет пальцем в одного, затем в другого. Балабол, произносит про себя Билл, вспоминая старое прозвище Ричи.

«Точно, он же постоянно молол какую-то чепуху и вечно получал за свой длинный язык».

— Ну, а ты, красавчик, сыграешь? — понимая, что обращаются к нему, Билл поднимает глаза и тут же вздрагивает: их взгляды встречаются — и это похоже на лобовое столкновение. Момент узнавания — и кровь в висках начинает вскипать. Его накрывает волна странного смятения и паники, которых Билл раньше никогда не ощущал. Он инстинктивно пятится назад, но куда там — толпа позади него сомкнулась так плотно, что бежать попросту некуда.

Остаётся только сыграть. Билл пытается выдавить из себя хоть какие-нибудь слова, но в горле резко пересыхает, а язык будто разбухает и намертво прилипает к нёбу. Они продолжают молча пялиться друг на друга, пока в следующую секунду очередной придурок не решает попытать удачу.

— Играю.

Он швыряет деньги и подходит ближе, отталкивая Билла в сторону.

— Хорошо, — сипит Ричи и дрожащей рукой загоняет шарик под стальную рюмку.

Билл не знает, могут ли люди чувствовать невидимую связь, но готов поклясться, что в то время, пока они смотрели друг другу в глаза, он будто увидел себя самого на месте Ричи. Как будто сидел там и смотрел на самого себя снизу вверх. И когда Билл представляет, что Ричи тоже мог почувствовать нечто подобное, его передёргивает.

Чтобы отвлечься от этого внезапного наваждения, Билл снова переключает всё внимание на игру и замечает, что движения Ричи стали более скованными и какими-то неповоротливыми. И вот происходит то, чего Билл боялся, но, видимо, ожидал с самого начала — Ричи сдаёт. Шарик, который должен находиться в игре, под одним из напёрстков, откатывается, чтобы улизнуть в широкий рукав, но сбивается с курса, замедляется, и всё это — на глазах толпы.

— Эй, ты что творишь?!

— Жульё!

— Он пытался сбросить.

— Да, я тоже видел.

— Ублюдок, верни наши деньги!

Ругательства и обвинения в нечестной игре сыплются на Ричи со всех сторон, но вместо того, чтобы извиниться и пуститься в оправдания, якобы шарик случайно вылетел из-под напёрстка, Ричи совершает отчаянный поступок. Схватив деньги, он опрокидывает стол и, воспользовавшись секундным замешательством, пускается наутёк.

Под крики «Взгреем мошенника!» несколько человек пускаются в погоню и, недолго думая, Билл тоже бежит следом, оскальзываясь и едва не падая на заледеневшем тротуаре. Ричи мчит мимо витрин и торговых палаток, а потом заныривает в один из закоулков и пропадает из виду. Вырвавшись вперёд, Билл успевает заметить мелькнувший край пальто.

«Какой же ты придурок, Ричи», — задыхаясь, хохочет Билл, чувствуя, как его накрывает не совсем здоровое веселье.

— Чёрт, куда он смылся?

— Вроде туда, — тяжело дыша, Билл пускает преследователей по ложному пути и показывает пальцем на соседнюю арку, ведущую в деловой район.

Убедившись, что обманутые любители азартных игр благополучно свалили, Билл на всякий случай оглядывается и возвращается назад, туда, куда побежал Ричи. Впрочем, не особенно надеясь встретить его ещё раз. Завернув в узкую подворотню, воняющую отсыревшим картоном, луковыми очистками и подгнившими бананами, Билл понимает, что она ведёт в тупик. Неужели Ричи побежал сюда, хотя и знал, что рискует быть прижатым к стенке?

Пройдя ещё немного вглубь, Билл осторожно, чтобы не вступить в липкую лужу, обходит огромный мусорный контейнер, груду наваленных друг на друга деревянных коробок из-под овощей и тут же сталкивается лицом к лицу с Ричи.

— Боже! — испуганно вскрикивает Билл, хватаясь за сердце, и инстинктивно пятится назад.

— Нет, всего лишь я, — Ричи улыбается ему, словно чеширский кот, храбрится и выделывается, хотя видно, как заметно расслабляются его плечи, и он прислоняется к кирпичной стене, уже без всякого стеснения разглядывая Билла с головы до ног.

— Что? — не выдержав его пристального взгляда, Билл подходит ближе, тоже прислоняется к стене, отпихнув Ричи чуть в сторону, и тянется в карман за сигаретами. — А ты сорвиголова, Ричи.

Тот в ответ лишь смеётся.

— Будешь? — Билл протягивает Ричи пачку.

— Давай.

Поглощённые ощущениями от этой внезапной встречи, они какое-то время молчат, глядя прямо перед собой.

— Охренеть можно, — наконец выдаёт Ричи, нарушая тишину. — Что это было? Я как будто призрака встретил, ей-богу. Сколько мы не виделись, лет пять?

— Да, — кивает Билл. — Примерно столько.

— Я сначала даже не мог вспомнить твоего имени, а потом меня как накрыло — и всё, привет, Дерри. Кстати, ты перестал заикаться.

— Уже давно, — улыбается Билл, слушая запальчивые разглагольствования.

Ричи делится с ним своими грандиозными планами на жизнь, пародирует голоса популярных телезвёзд, заразительно хохочет и хлопает его по плечу, называя Большим Биллом.

Странная штука — память. Они не виделись больше пяти лет, не вспоминали друг друга, не скучали и не пытались выйти на связь, а сейчас идут рядом, смеются и болтают, как ни в чём не бывало, словно распрощались только вчера. Неужели это как с велосипедом — научившись один раз, уже не забудешь?

Билл задумывается, а не задержаться ли ему в Портленде ещё ненадолго. Может, отменить поездку к родителям и предложить Ричи отметить Рождество вместе? Однако он не успевает поделиться этим предложением. Ричи тормозит у одной из блестящих витрин. Глядя в отражение, он приобнимает Билла за плечо и широким жестом обводит воображаемый горизонт.

— Эй, Билл, как думаешь, простым парням вроде нас есть за что сражаться в это непростое время?

Билл весело кивает, а Ричи продолжает вещать:

— Мы молоды, прекрасны и просто обречены на успех. В следующий раз, когда мы встретимся, я подкачу к тебе на красном Понтиаке. При виде меня женщины будут обмахиваться платочками, я стану знаменитым, буду выпускать пластинки и альбомы, буду сниматься в кино. Перееду жить в Лос-Анджелес.

В следующий раз, повторяет за ним Билл, уже стоя на перроне и грустно улыбаясь. И перед тем, как заскочить в поезд, он поворачивается и быстро целует Ричи куда-то мимо губ.

— Прощай, Ричи.

Весна 1970

Дождливый серый март, и ледяной ветер забирается под пальто. Свалить на время из Нью-Йорка и переждать непогоду в более тёплом уголке Америки казалось отличной идеей.

Билл прилетает в Лос-Анджелес ранним утром. Расправившись с багажом, он ловит такси и решает, что первым делом закинет вещи в отель, а уже потом отправится на прогулку.

Обычный презентационный тур: двенадцать городов за двадцать дней. На середине путешествия издатели предложили завернуть в Калифорнию. В это время в Санта-Монике проходит книжный фестиваль, и Билл решает: почему бы и нет.

Ещё один день, ещё один штат.

Выезжая из аэропорта, Билл смотрит на город, мерцающий в рассветной сиреневой дымке. Он едет мимо горной цепи, заросшей вечнозелёными растениями, мимо кипарисов, пальм и апельсиновых рощ, мимо пустынь и океана и не может оторвать взгляд от картин, проносящихся за окном. Раньше он считал, что такое можно встретить разве что за границей, в экзотических уголках мира, вроде Дубая или Аравии. Даже цвет неба кажется другим, невероятно насыщенным и кристально-чистым.

Как будто он высадился на другой планете, намного более совершенной, чем та, к которой он привык.

И всё же весна в Санта-Монике похожа на пепелище — воздух в городе плывёт от жары, растекается маревом у горизонта. Не спасает даже близость океана и шумные кондиционеры в большом зале отеля. Билл с трудом переносит такой климат.

В первый день после перелёта он выходит прогуляться и осмотреть город. Однако, как понимает уже позднее, устраивать моцион в такую жару было не самой лучшей затеей. Вся одежда, которую он привёз с собой, совершенно не годится для такой жары. Пот стекает с него в три ручья, солнце палит в самом зените, а впитавший тепло асфальт обжигает ступни даже через обувь. Билл едва не падает прямо посреди улицы, когда чувствует катастрофическую нехватку кислорода. Занырнув в ближайшее кафе, он садится поближе к вентилятору, заказывает охлаждённый мартини с водкой и ждёт, когда солнце хоть немного откатится на запад.

Спустя пару часов Билл оставляет городские тропики позади, решив срезать путь до отеля через побережье.

Океанский бриз продувает со всех сторон, треплет волосы и роняет их на лицо. Рубашка, заткнутая за пояс, надувается, словно парус. Набрав полные ботинки песка, Билл чертыхается и едва волочит ноги, особенно остро чувствуя себя чужаком среди загорелых и подтянутых завсегдатаев пляжа. Наверняка зрелище задыхающегося, истекающего потом и одетого не по погоде молодого человека немало позабавило местных.

В конце концов Билл не выдерживает. Плюхнувшись на задницу, он скидывает обувь и с наслаждением зарывается гудящими ногами в сырой и рыхлый песок.

Проклятая жара наваливается на Билла горячим душным облаком, придавливает к земле и мешает думать в глобальных категориях. Как же он ненавидит поездки, в которых нельзя поработать.

Уже в отеле Билл закрывается в номере и до самого вечера лежит на неразобранной постели. Под потолком кружится вентилятор, и Билл зачаровано наблюдает, как по мере того, как солнце за окном уплывает на запад, увеличиваются тени от его лопастей.

Мягкое гудение кондиционеров подобно звуку самого времени, которое, как и он, изнемогая от жары, двигается медленно и неповоротливо, откатывается назад и замирает.

Когда-то давно он не был так беспросветно одинок. Что же изменилось? Я ещё так молод, думает Билл, уже проваливаясь в полудрёму. Но почему мне кажется, будто моё сердце захлопнулось и разучилось любить? Почему?

Чтения проходят на следующий день, в большом зале со стеклянными стенами и потрясающей акустикой. На сцене вместе с Биллом ещё один писатель и лауреат Пулитцеровской премии. Зрителей очень много, и они продолжают подтягиваться. Зная особенности местных и их хроническую склонность опозданиям, организаторы нарочно поставили Билла выступать перед пулитцеровским лауреатом. Билл не обольщается, прекрасно понимая, что в основном зрители пришли сюда не ради него.

Что поделать, жизнь несправедлива, вздыхает он, забираясь на сцену под редкие хлопки публики, встретившей его довольно холодно, и начинает своё выступление.

Чтения проходят, как в тумане, абсолютно никак не запоминаясь. Билл отвечает на редкие вопросы, после чего наступает черёд подписывать книги. Их выводят на открытую и залитую солнцем площадку с потрясающим видом на Pacific Park.

Под натянутым тентом цвета бурнусов стоят два маленьких складных столика, на которых высятся стопки книг. На одном — книги успешного и умудрённого жизнью пулитцеровского лауреата, на другом — никому неизвестного двадцатипятилетнего Билла Денбро. Очередь из восторженных поклонников выстраивается перед столиком знаменитого писателя, гудит, как осиный рой, и тянется чуть ли не до самой Пасадены; возле Билла не больше трёх человек. Первый оказывается научным сотрудником какого-то местного университета, который пишет диссертацию о новой волне американских писателей, работающих в жанре хоррор-литературы, второй — по виду какой-то обнюханный придурок, и третий — парень в затемнённых очках и соломенной шляпе на голове, по всей видимости, ошибившийся очередью.

Что-то в его облике кажется Биллу смутно знакомым, и когда подходит его черёд, этот парень встаёт напротив и, наклонившись, тихо, чтобы его услышал только Билл, произносит:

— Я не собираюсь покупать твою книгу, чемпион, потому что у меня нет денег. Но у тебя такой одинокий и покинутый вид, что я решил подойти и заговорить с тобой.

— Ричи?! — Билл издает радостный клич, поднимаясь со своего места и роняя стул, и, надеясь, что не ошибся, хватает парня за плечо.

— Привет, лузер.

Билл задерживается в Санта-Монике ещё на три дня.

С Ричи никогда не было скучно. Они гуляют по ночной Санта-Монике, курят, усевшись на пороге клуба в одной из подворотен, и обсуждают недавно прочитанные книги.

Они трахаются на заднем сиденье машины Ричи, а потом идут к океану, чтобы искупаться. Избавляясь от одежды прямо на бегу, они хохочут, запрыгивая в ледяную воду, и матерятся, стуча зубами.

И после всего, лёжа на песке и обсыхая рядом с костром, Билл задирает голову и заворожённо смотрит наверх: звёздные скопления и туманности словно закрутило в багрово-фиолетовую мерцающую воронку и притянуло в одно место со всех уголков галактики.

— Никогда не видел столько звёзд, — восхищённо выдыхает он.

Ричи устраивается рядом, ложится плечом к плечу и тоже смотрит наверх.

— Ярче всего звёзды сияют перед тем, как умереть.

Билл поворачивается к нему, и Ричи качает головой.

— Ничего. Небо в Калифорнии и правда очень красивое.

— Я понимаю, как это всё изматывает, — произносит Ричи, бросив быстрый взгляд в сторону Билла и делая бармену знак повторить.

Расположившись в одном из ресторанов у зала ожидания, они пьют и болтают, пытаясь занять время до посадки. Билл не хотел, чтобы Ричи ехал провожать его в аэропорт, но тот увязался за ним.

— Просто, знаешь, Рич, иногда у меня складывается ощущение, что я бьюсь в закрытую дверь, за которой ни души.

— У тебя портится настроение, аппетит? Ты испытываешь досаду и чувствуешь себя ничтожеством? — спрашивает тот с такой издевательской улыбкой, что Биллу хочется треснуть его мордой об стол.

Но вместо хорошей затрещины он просто кивает, не зная, что ещё добавить. Всё так и есть.

— На радио тоже полно шишек, — продолжая рубить правду-матку, Ричи вливает в себя остатки выдохшегося пива. — И все они только и ждут, когда ты начнёшь вылизывать их во всех местах. Но знаешь, что я думаю, Большой Билл? — дождавшись от него кивка, Ричи бьёт по столу раскрытой ладонью. — Вертел я их всех.

Билл ничего не может с собой поделать, пьяная улыбка расползается по лицу против воли. Он уже и позабыл, что такое простая дружеская поддержка и эффектные жесты Ричи.

— Я уже думаю бросить это всё и найти нормальную работу, за которую мне хотя бы будут платить, — признаётся Билл, отпив ещё немного пива.

— Не смей, Большой Билл, — непривычная серьёзность в голосе Ричи заставляет Билла на секунду замереть на месте.

Объявляется об окончании регистрации на рейс до Нью-Йорка. Не глядя на Ричи, Билл соскальзывает с высокого стула и бросает пару купюр на барную стойку.

— Я уже влез в такие долги, что... — Билл резко смолкает, понимая, что не хочет, чтобы их последний разговор закончился вот так. Кто в его возрасте не думал о самоубийстве? Разве есть более мощное утешение? Это всё просто мысли перед сном, помогающие ему заснуть.

— Редакторы могут быть теми ещё занозами в заднице, но не позволяй им помыкать тобой. Главное, чтобы ты оставался верен себе. Ты знаешь, что хочешь и можешь зарабатывать на жизнь писательством — вот и жми на это.

— Звучит прекрасно, вот только я ни хрена не умею расхваливать себя.

— Конечно, не умеешь, ты же писатель, а не менеджер по продажам, — похлопав друга по плечу, Ричи перехватывает его чемодан и провожает до стойки регистрации.

— А вообще я думаю, тебе на первое время не помешает найти приличного литературного агента, — со знанием дела говорит он. — Среди них, конечно, полно шарлатанов и неудачников, но встречаются и настоящие таланты. Иногда даже гении. Всё завертится, как только твоя книга попадёт в хорошие и надёжные руки.

— Если попадет, — поправляет его Билл.

— Кончай вздыхать и жалеть себя, Большой Билл, это на тебя не похоже. Если тебе неловко рассказывать о своих заслугах, твой агент процитирует их наизусть. Это его работа. Пообещай мне, Билл, что как только ты вернёшься в Нью-Йорк, то хотя бы попробуешь подыскать себе компаньона.

— А ты не хочешь стать им? — полушутливо произносит Билл. — Как в старые-добрые.

— Ну уж нет, — смеётся Ричи и, напоследок похлопав Билла по плечу, заявляет: — Меня ждут собственные свершения.

По пути домой Билл уже знает, о чём будет его следующая книга.

Лето 1974

В отличие от Ричи ничего, кроме жаропонижающего, Билл не принимает. И всё равно его сознание то и дело уносится куда-то вдаль. Оно уплывает, дрейфует, проваливаясь в воронку между их ленивыми перепалками и Голосами Ричи, доносящимися из старенькой радиоточки.

Ричи не оставляет Билла ни на минуту. Они бродят по квартире, как два призрака, и тени их прошлого будто отделяются от них: едят, спят, смеются, ругаются, занимаются сексом и снова мирятся.

Они выходят из дома на закате, чтобы прогуляться и сыграть пару партий в гольф в руинах заброшенной стройки.

— Помнишь, раньше ты всегда заступался за Эдди?

Билл молчит, потому что не знает, что ответить. Он так давно не вспоминал об их детстве…

— Помню, я мечтал, чтобы хоть раз ты заступился и за меня.

— Ты всё равно не умел держать язык за зубами, так что...

— Да знаю я, просто…

Когда Ричи уходит из дома в ночь, пускаясь во все тяжкие, Билл с трудом улавливает смысл сказанного. Лёжа в колышущейся темноте, он пытливо вслушивается в звуки, доносящиеся из радиоприёмника, впитывая в себя все переливы и оттенки его Голосов. Они неотступно следуют за ним, заполняя его сознание целым ворохом фраз, брошенных на полпути, неаккуратно обрубленных мыслей и допотопных мелодий из их далёкого прошлого. Слова, слова, слова. Его оружие и его же ахиллесова пята. Они затекают в уши, подобно раскалённой лаве, и заставляют его пылающий в неврозе мозг уходить в блэкаут. В его Голосах правда и ложь крепко сплетаются воедино, перевоплощаясь то ли в миф, то ли в пророчество.

Внезапное и постоянное присутствие Ричи в его жизни каким-то удивительным образом давит на нервы и одновременно приносит давно забытое облегчение. Билл успокаивает себя тем, что подобный концентрат Ричи на квадратный метр его не убьёт. А если и убьёт, то не сразу. В конце концов, у него всё ещё есть заветное выручай-слово. Стоп-слово, способное заткнуть этого болтуна на раз-два или перевести их разговор в иное, «безопасное» русло.

Но он не пользуется им. Пока не пользуется. У него есть ключ к тайному шифру, переводящему всю трескотню Ричи на общечеловеческий, и он с жадностью хватает брошенные между строк мысли-образы, сырые, неотёсанные, надеясь, что однажды, когда он снова будет способен достаточно дистанцироваться, сможет использовать их как первичный материал. Простой, как глина, камень или дерево. И он почти не чувствует стыда за свой меркантильный интерес. В конце концов, что такое быть писателем, если не это. Ты огромная антенна, улавливающая сигналы различных частот, ты просто приёмник.

После ужина они выбираются на прогулку в ближайший парк рядом с домом Ричи.

— А ты читал мою книгу?

— Конечно же, читал.

— Ну и что думаешь?

— Неплохой дебют, и написано весьма талантливо, хотя, мне кажется, ты можешь лучше.

— Что ты имеешь в виду?

— Без обид, ладно? — дождавшись кивка, Ричи продолжает: — Некоторые сцены показались мне проходными и затянутыми. Например, та, на мосту. Твой редактор либо полный придурок, ошибившийся профессией, либо очень милосердный парень. Ну, или дама, уж не знаю. Я бы урезал все эти сантименты и сократил роман на треть. Твои рассказы мне нравились больше. В них всё казалось гуще, ну, и знаешь, как-то насыщеннее, что ли.

— Мне тоже, но их не захотели печатать, так что мне пришлось делать это за свой счёт.

— Идиоты. А, и кстати, — вспомнив что-то, Ричи поворачивается к Биллу. — Друг главного героя...

— Джозеф, — напоминает ему Билл. — Я писал его с тебя.

Ричи несколько раз моргает, уставившись на него с нечитаемым выражением лица, и вдруг выдаёт:

— Вообще-то я хотел сказать, что он полный мудак.

Какое-то время они пялятся друг на друга. Ричи раскалывается первым, начинает истерически хохотать, они заливаются на всю улицу, заставляя редких прохожих огибать их по широкой дуге.

Вернувшись обратно домой, Билл оглядывает всё по-новому.

Квартира, светлая и просторная, но заваленная вещами от прошлых жильцов, больше напоминает склад, чем чьё-то обиталище. Столик из светлого мрамора будто стащили с летней веранды какого-то пафосного ресторана, большая стеклянная пепельница забита окурками, а батарея бутылок из-под виски выстроилась на кухонной столешнице. В первые пару дней Билл то и дело врезался в расставленные без всякой логики диваны, пуфики и кушетки с выпуклыми спинками дюшес-бризе, но уже спустя пару дней привык к странным дизайнерским решениям в квартире Ричи.

Едва переступив порог, Ричи скидывает дорогой костюм нелепой расцветки — пиджак спортивного покроя и укороченные брюки. Переоблачается в растянутую футболку с застиранным логотипом какой-то местной радиостанции, накидывает сверху банный халат, заляпанный кофейными пятнами, и меняет линзы на очки. И наконец-то становится хоть немного похож на прежнего себя. Уже не мальчишка из Дерри, но всё тот же беспечный оболтус.

В лихорадочной полудрёме и ярком свете, пробивающемся сквозь немытые пыльные стёкла, Билл наблюдает за Ричи из самого дальнего и тёмного угла гостиной, тот ходит туда и сюда. Пропадает, появляется снова. Шумит вода, он тараторит что-то себе под нос.

— И как ты ещё язык себе не намозолил?

— Вы хотите поговорить об этом, док? — Ричи смеётся, запрокинув голову. Включает музыку, телевизор, чайник.

На допотопном пузатом ящике один паршивый фильм сменяется другим. День сменяется ночью. И Билл действительно хочет обсудить с Ричи очень много разных вещей.

Он бы начал с хорошего. Поинтересовался бы его успехами на радио. Ведь Ричи мечтал об этом всю свою сознательную жизнь. И вот в конце концов добился своего. Но почему-то его взгляд кажется Биллу тусклым и загнанным. Он слишком долго ждал исполнения своей мечты, и потому, едва ступив на старт, уже успел перегореть. Выдохся? Что такого произошло в жизни Ричи, почему он отказывается думать о чём-то ещё, кроме работы? Давно ли он подсел на эту дрянь, после которой спит не больше трёх часов в сутки? Нездоровый лихорадочный подъём, тени под глазами и плохой аппетит. Билл почти уверен, что в деле замешана женщина. На это указывают различные мелкие вещицы, разбросанные по квартире: вскрытая пачка тампонов на нижнем ярусе ванной полки, само наличие таких полок, маникюрные приблуды, палетки с тенями и целый набор разделочных досок. Обычно в холостяцкой квартире их не больше двух, а тут целых восемь. Да, доски стали последним и самым убедительным доказательством в пользу теории «Шерше ля фам».

Билл никогда бы не подумал, что Ричи станет так убиваться из-за неудавшихся отношений, но видимо, многое изменилось с их последней встречи.

— Как её звали?

— Сэнди, — нехотя отвечает Ричи.

Позже Билл узнал от него, что они были вместе два с половиной года и несколько раз довольно серьёзно подходили к тому, чтобы пожениться.

— Но всё к лучшему. Как видишь, избавили себя от лишней головной боли и расходов.

Его рассказ прерывает ранний телефонный звонок. Ричи снимает трубку с рычага, зажимает её между плечом и ухом. По изменившемуся выражению его лица Билл понимает, что сейчас Ричи начнёт скандалить. Он берёт сигареты и уходит разговаривать на балкон. Благо провод позволяет дотянуть аппарат почти в любое место квартиры.

Билл откидывается на диванные подушки и долго разглядывает светлый потрескавшийся потолок. Больше года назад Сэнди переехала в Вашингтон, а Ричи так и не смог избавиться от её вещей. Хреново.

Билл просыпается через пару часов, когда солнце уже успело откатиться к противоположной стороне дома. Летом никак не понять, то ли день в самом разгаре, то ли уже пора переваривать остатки ужина и снова готовиться ко сну. Билл ненавидит летний сезон. Мозг спекается от жары, постоянно клонит в сон, и он чувствует себя самым ленивым и бесполезным человеком в мире.

А ещё он думает, что совсем неплохо было бы сходить и отлить. Валяется ещё минут пять, приходя в себя после сна, а затем одним резким рывком поднимает себя с дивана и бредёт в сторону туалета, лениво шаркая ногами. На свою беду, он умудрился заснуть в чертовски неудобной позе: шея затекла, а тело кажется тяжёлым и неповоротливым. Чужим. И всё же у него не получается сдержать стон удовольствия, когда, целясь в унитаз, он пускает долгую и сильную струю. С опустошённым мочевым пузырем и жить радостнее.

Сполоснув лицо и руки, Билл идёт на кухню и находит там Ричи. Наклонившись над небольшим мраморным столиком, тот записывает подводки для будущего выхода в эфир. Билл ставит чайник, после чего заглядывает за его плечо и улыбается.

— Я думал, это всё экспромтом из тебя лезет, а ты, оказывается, уже целый сценарий успел настрочить.

— Намного легче импровизировать, когда у тебя есть хоть какой-то план, — нисколько не обидевшись, пожимает плечами Ричи, продолжая дымить сигаретой.

— Странно слышать это от такого человека, как ты.

Ричи перестаёт писать, на несколько мгновений рука замирает над листком.

— И какой же я человек, по-твоему? — потушив сигарету о край пепельницы, Ричи откидывает голову на спинку стула и ловит взгляд Билла.

Билл ненадолго задумывается, а затем отвечает со всей искренностью:

— Сумасшедший. И очень талантливый. Поразительно целеустремлённый и изворотливый. Смешной. Тебе всегда удавалось развеселить и поднять мне настроение. Бываешь надоедливым и любишь лезть в центр внимания. Ты сорвиголова, Ричи.

— Ты идеализируешь меня, — после недолгой паузы невесело ухмыляется Ричи. — Хотя чего ещё ожидать от писателя.

«Ты невероятен», — добавляет про себя Билл и, наклонившись ближе, проводит кончиками пальцев по щеке Ричи.

— Пойдём, — сорвавшись и чуть не уронив стул, Ричи хватает Билла за руку, и будто боясь, что сам в следующую секунду может передумать, устремляется вперёд и тянет его в сторону спальни.

Билл ещё не был в этой части дома, даже воздух здесь пахнет иначе, ощущается иначе, такой сладкий и плотный, будто его напудрили. Словно женщина, которая когда-то жила здесь, вышла на вечернюю прогулку, а не съехала ещё год назад.

Билл думает, что это немного грустно, но не сопротивляется и покорно идёт вслед за Ричи.

После всего они лежат на сбитых простынях плечом к плечу, кудрявые и непослушные волосы Ричи щекочут кожу на щеке, но вместо того, чтобы отвернуться, Билл, наоборот, зарывается в них лицом. Окно открыто настежь, но Биллу душно. Жарко. Очень хорошо. Ему никогда не нравилась Калифорния, но сейчас он рад быть здесь.

Грудь тяжело вздымается, и он чувствует, как вечерний воздух остужает пылающую кожу, как пот подсыхает на нём, покрывая тело липкой плёнкой. Мужской дух, терпкий и насыщенный, наполняет комнату, вытесняя последние намёки женского присутствия. А затем Ричи тянется за сигаретами и достает из пачки неаккуратно скрученный косяк.

— Будешь? — он раскуривает его и предлагает Биллу.

Билл думает, что лучше бы ему отказаться, но помедлив, всё-таки кивает и, перехватив самокрутку, крепко затягивается, набирая полную грудь дыма. С непривычки его пробирает, и он заходится в приступе сухого кашля, в то время как Ричи смеётся и хлопает его по плечу, называя чемпионом. Билл поворачивается и только сейчас замечает фото на прикроватной полке. Женщина со светлыми, вьющимися на концах волосами улыбается, глядя в камеру, и Билл даже не успевает спросить.

— Ей предложили хорошее место в какой-то крутой юридической фирме, — вздохнув, произносит Ричи, продолжая их утренний разговор. — Примерно в то же время я получил предложение поработать ночным диджеем. В общем, наша лодка любви налетела на наши собственные неуёмные амбиции и не выстояла. Так бывает.

— И ты не думал поехать за ней?

— Думал, — признаётся Ричи. — Но всё произошло слишком быстро. Она требовала ответа немедленно, и почему-то я очень сильно разозлился на неё. Думаю, она никогда по-настоящему не верила, что я добьюсь чего-то на этом поприще. Многие приезжают сюда в надежде сорвать большой куш, но мало кому это удаётся. Но, знаешь, я чувствовал, что та дверь, в которую я так упорно долбился все эти годы, наконец-то приоткрылась. Это был мой шанс, понимаешь?

Билл кивает, он понимает. Правда понимает. Любовь не требует жертв, и если это чувство настоящее, никакие преграды, будь то время или расстояние, не разрушат его. В это верили герои его произведений, а значит, в это верил и он. Или просто убеждал себя, что верит. На самом деле, судьба ещё никогда не ставила Билла перед подобным выбором, но вряд ли бы он смог пожертвовать своей мечтой ради счастья другого человека. Пускай и самого близкого.

А ради клуба? Ты бы пошёл на это ради них?

— Всё кончилось тем, что она назвала меня эгоистичным куском дерьма и шовинистом, а мои попытки остановить её были подвергнуты самой жесточайшей критике. Я называл её бессердечной сукой. Мы скандалили до самого утра, потом выпили кофе, потом снова поскандалили, и в итоге она свалила.

— Отстой, — это слово вырывается у Билла само, почти против его воли, и повисает между ними, заставляя что-то в груди дрожать и обрываться. Не чужое, но такое забытое и странное. Отстой. Так бы сказал мальчишка по прозвищу Большой Билл, гоняющий на огромном велосипеде, предводитель шайки неудачников, в джинсовых шортах, не скрывающих сбитых и покоцанных коленок. Ричи поворачивается и смотрит в его сторону. Долго и невыносимо пронзительно.

— Да, полный отстой, — кивает он, после чего они вновь переглядываются и заливаются чистым и искренним смехом.

Билл давно так не смеялся. Ему этого не хватало.

Через пару дней он чувствует себя намного лучше. Температура перестает стискивать мозг стальным обручем. Он бродит по квартире, мается ерундой и читает книги. У Ричи много научно-популярной литературы, встречается фантастика и очень много мужских журналов с голыми девицами. День и ночь в доме играет музыка. Пластинки для проигрывателя занимают четыре широкие полки, и в первый день у Билла буквально разбегаются глаза от такого разнообразия. Ричи помогает решить непростую дилемму — недолго думая, снимает с полки немного потрёпанный конверт и ставит Althea. Мелодичное звучание кажется очень кстати, и Билл влюбляется в их музыку с самых первых аккордов.

Биллу становится совсем хорошо, когда они с Ричи опрокидывают в себя пару порций Апероля, и он даже думает, что они бы могли выбраться к океану и погулять. Но оба понимают, что слишком пьяны, чтобы сесть за руль, поэтому берут бутылки и забираются на крышу, подставляя горящие лица мягкому вечернему ветру. Под натянутым тентом в хаотичном порядке расставлены красные пластиковые стулья и старая раскладушка с поднятой спинкой. Переглянувшись, оба устремляются напрямик к царскому ложу, бегут наперегонки, как мальчишки, отпихивая друг друга локтями, но в итоге Билл решает уступить, и Ричи валится на раскладушку, закидывая руки за голову, и смотрит на Билла с видом победителя.

— Ну и пожалуйста, — понарошку ворчит Билл, давая Ричи возможность насладиться победой. Подтянув стул поближе, он помогает Ричи прикурить сигарету, пряча неровно пляшущий огонёк зажигалки от ветра.

Солнце уже опустилось за горизонт, и на розовом южном небе ни облачка, только бледный серп луны завалился набок, покосился, словно слетевшая с прибитого гвоздика декорация.
Ричи наслаждается вкусом аперитива, охлаждённого несколькими кубиками льда, Билл морщится при первом же глотке, но не отстаёт. На вкус — как микстура от кашля, думает он и глушит напиток швепсом.

— А что насчёт тебя, Большой Билл? — чуть погодя спрашивает Ричи.

— М-м? — непонимающе мычит Билл и тянется за новой порцией.

— Почему ты здесь, в Лос-Анджелесе?

Вопрос висел в воздухе, как только он переступил порог квартиры Ричи и поселился здесь на неопределённый срок. И это больше, чем вопрос о делах или планах, это сложные вопросы в духе «Чего ты ищешь, Билл?», «От чего убегаешь?». Вопросы, которые он задаёт своим героям, приперев их к стенке и заставляя копаться в себе.

Ричи не стал лезть в душу сразу и дал ему время прийти в себя, за что Билл чертовски благодарен, но, видимо, всё хорошее когда-то заканчивается.

— Я кое с кем познакомился и приехал навестить, — прочистив горло, признаётся Билл.

Билл не хочет называть Одру по имени, но пытаясь замаскировать её имя, он чувствует себя самым настоящим придурком. Одра куда популярнее него, она актриса и дива, восходящая звезда, летает на съёмки по всему миру, а кто он? — писатель-неудачник с одной дописанной книжкой за душой. Легче думать об их отношениях как о временной интрижке, он всего лишь её прихоть, не больше. Не стоит переоценивать себя.

Ричи прожигает его взглядом, смотрит выжидающе, а затем сокрушённо вздыхает:

— Серьёзно, Билл? Я что — должен из тебя клешнями всё вытягивать?

— Её зовут Одра, — сдаётся Билл. — Одра Филлипс.

И не без удовольствия наблюдает, как Ричи давится своим напитком и тут же впивается в него глазами.

— Красотка из…

— Ага, оттуда, — подтверждает Билл.

Присвистнув, Ричи рисует женский силуэт в воздухе, подаётся вперёд и с подозрением хмурит брови.

— Окей, а теперь ещё раз объясни мне, почему ты сидишь на грязной крыше с алкоголиком вроде меня, а не кувыркаешься в постели с этой богиней? — Ричи бьёт со свойственной ему прямотой, и не в бровь, а сразу в глаз.

— Потому что… а! — Билл издаёт какой-то резкий и раздосадованный звук и трёт лицо. — Это сложно объяснить, Ричи. Она возлагает на меня слишком много надежд, она уверена, что я стану великим писателем. А мне кажется, что мне просто повезло с той книгой, и на самом деле она яйца выеденного не стоит, что я прыгнул выше головы, и это мой предел.

Наконец-то закончив свою исповедь, Билл выдыхает и устало откидывается на спинку стула, устремляя широко распахнутые глаза в успевшее потемнеть небо. Какое-то время они молчат, курят, задумавшись каждый о своём и глядя на мерцающие южные созвездия.

— Ты сам определяешь свой предел, — потушив сигарету, припечатывает Ричи.

— Да, я знаю, но слова не идут, я сажусь писать, а в голову лезет одна банальная ерунда, — жалуется Билл. — Я думал, если заключу контракт, это как-то подстегнёт меня работать каждый день, но хрена лысого. В прошлом месяце я должен был сдать две готовые части, а у меня всего пара строчек, и я снова на мели.

— Понятно, — вздыхает Ричи, поднимаясь с раскладушки и потягиваясь. — Тогда тебе нужно начать прямо сейчас.

— Что?

— Что слышал, компаньеро, поднимай свою ленивую задницу и садись за работу, — сначала Билл решает, что Ричи просто прикалывается, ведь он очень любит приколоться, но тот на полном серьёзе вздёргивает его со стула, разворачивает в сторону чердака и, согнув колено, даёт неслабого пинка для ускорения. — Машинка же при тебе? Хотя можешь не отвечать, я знаю, что при тебе. Ты же вечно таскаешь её с собой. Не встречайся ты с самой Одрой Филлипс, я бы заревновал, но знаешь, что? Если такая красотка, как она, разглядела в тебе что-то, мы не можем её разочаровать. Вперёд, Большой Билл! Арбайтен! Воплоти мечту миллионов в жизнь!

Спускаясь с лестницы, толкаясь и переругиваясь, они несколько раз едва не падают, запутавшись в собственных ногах. Ричи производит какие-то сложные расчёты, уверяя, что если Билл будет писать по шесть страниц в день, то успеет закончить первую часть в аккурат к началу августа.

— Если ты надеешься одолжить у меня денег, чтобы заплатить неустойку, ты слишком переоцениваешь мою доброту.

Он заряжает Билла своим пьяным энтузиазмом, и тот, как в трансе, влетает в квартиру и идёт за своим чемоданом. Машинка покоится на самом дне, и пока Билл, словно в горячке, вытряхивает все свои вещи на пол и расчехляет «Ундервуд», Ричи идёт к проигрывателю и ставит альбом «Взрослые девушки не плачут и ещё двенадцать других» The Four Seasons.

Билл поднимает машинку над головой, как самый ценный трофей, и всё барахло, разложенное на столе, сметается на пол, чтобы не мешать движению мысли и не отвлекаться ни на что лишнее.

«Будь как мужик», — подпевает Ричи и усаживается напротив — не иначе, чтобы контролировать процесс.

— Ну что, показывай свои пару строчек, герой.

Билл достаёт первый листок рукописи и пробегает глазами по готовым абзацам. Однако спустя пару секунд хмурит брови, сминает лист и отшвыривает его в сторону.

— Нет, я начну по-новой.

— Отлично, — хохочет Ричи и тянется за сигаретами. — Не забудь указать моё имя в эпиграфе.

Осень 1982

Следующая их встреча происходит спустя восемь лет. Судьба сталкивает их с Ричи лбами на вечеринке в честь дня рождения продюсера и старого друга Одры. Одарив именинника, они перекидываются любезностями с ещё парочкой общих знакомых, после чего Одра всё-таки сжаливается над мужем. Зная, что Билл не в восторге от подобных мероприятий, она осторожно, чтобы не запачкать помадой, прикасается к его щеке и отпускает к бару. Берёт всю утомительную и пустую болтовню на себя. Билл не знает, как выразить переполняющую его благодарность, он сжимает её ладонь в своей, и перед тем, как уйти, кивает с лёгкой улыбкой.

Как же мне повезло с ней, думает Билл, прогуливаясь по украшенному залу. Разглядывая известных гостей, их фальшивые улыбки, надменные, восхищённые и завистливые взгляды, Билл понимает, что, скорее всего, так называемые «друзья» уже вовсю строят планы, как бы устроить свои вечеринки лучше этой.

Погружённый в свои мысли, он не замечает, как человек перед ним резко поворачивается и налетает на него, едва не расплескав шампанское на смокинг Билла.

Оглядывая друг друга, они замирают посреди смеющихся и перешёптывающихся гостей — знакомые и незнакомые лица, костюмы и дорогие коктейльные платья, все они проплывают мимо, отступая на задний план, сливаются с фоном. На пару секунд Биллу кажется, будто кто-то вырубил звук. Огромный зал с высокими потолками словно бы уменьшился в размерах, исказив перспективу. Прямо как тот дом. Страшный дом на Нейболт. Где мы… Эта мысль приходит совершенно неожиданно, как яркая вспышка света, проносится со свистом, как фальшфеер среди ночной тишины.

Кто «мы»? И как давно это было?

— Ричи, — выдыхает Билл, хватая этого человека за запястье. И только произнеся его имя вслух, он вспоминает.

— Привет, старина, — улыбается незнакомец и прямо на глазах превращается в Ричарда Тозиера. Морщинки расходятся вокруг глаз, и Билл замечает пару седых прядей в чёрных кудрявых волосах. Будто прочитав его мысли, Ричи смеётся и хлопает его по плечу. — Время никого не щадит, да, Большой Билл?

— Ты почти не изменился, — врёт он, стараясь не пялиться так откровенно, но ничего не может с собой поделать: как-то неуловимо, но возраст преобразил Ричи до неузнаваемости.

Неизменными остались только непослушная и густая копна волос и лёгкая, пружинящая походка.

— А вот ты очень изменился, — Ричи тянется и проводит рукой по редеющим вискам. Да, Билл знает и сам, что старость настигла его по всем законам жанра. Он потерял большую часть волос, приобрёл немного лишнего веса, а после аварии стал прихрамывать на левую ногу. Билл сам не замечает, как встаёт почти вплотную к Ричи и впивается глазами в его лицо.

— Ну, разве что одеваться стал получше, — продолжая резать по-живому, Ричи отпивает из своего бокала. — Видимо, брак пошёл тебе на пользу.

Время — коварная штука, промчалось, как поезд, оставив позади всё, что было дорого. Всё, что казалось важным.

Ричи тащит его к бару, бросая по дороге беглые взгляды на обручальное кольцо на безымянном пальце, и первый порыв, который возникает у Билла — спрятать руку в карман. Билл подавляет этот глупый импульс и, подойдя к стойке, просит бармена налить ему бурбон. Ричи заказывает лимонную водку со льдом.

— А что насчёт тебя, Ричи?

— Ты же знаешь, я женат на своей работе, — отвечает тот и пожимает плечами.

Они выпивают, время за разговором летит незаметно, Билл вздрагивает, едва не разлив на себя бурбон, когда чья-то лёгкая рука опускается на его плечо. Он поворачивает голову и видит стоящую перед ним Одру. Она выглядит так, будто сошла с обложки французского Vogue, и Билл вновь задумывается, что она нашла в нём. Ну, помимо таланта.

Представив жену Ричи, он заворожённо наблюдает, как тот галантно склоняется и целует её ухоженную руку. В эту минуту в голову начинают закрадываться странные неуместные мысли — что, наверное, он мог бы любить их обоих, и как счастлива была бы Одра вместе с ними. Иногда он бывает холодным и отстранённым, а Ричи… от Ричи исходит тепло.

Дрожащей рукой Билл вливает в себя остатки бурбона. Неудобная мысль ретируется из головы в одно мгновение, растворяясь в горьковатом тумане алкогольного опьянения. Иногда Билл очень радуется, что телепатия существует только на страницах написанных им книжек, и никто не может проникнуть к нему в голову, прочитав его мысли. Хотя загадочные взгляды, которые порой бросает на него Ричи, заставляют Билла сомневаться в собственной непроницаемости.

— Я ваш самый большой фанат, Биллу невероятно повезло, — совершенно искренне улыбается Ричи и протягивает ей бокал розового шампанского. Одра принимает напиток с лёгкой улыбкой. — И ещё можно сказать, что я ваш личный купидон…

Ричи не договаривает, потому что неожиданно для самого себя Билл тянется к нему и затыкает его болтливый рот рукой. Одра непонимающе моргает, глядя на их возню, а Ричи мычит в его ладонь и бьёт Билла по плечу.

— Это долгая история, — Билл смеётся, испытывая некоторую неловкость за своё ребячество, и утягивает Ричи к широкой лоджии, ведущей в сад. — Долгая и скучная, я расскажу тебе, дорогая, обязательно всё расскажу, а пока мы сходим покурить и...

— И покормим уток, да, Большой Билл? — Ричи смотрит на него сощурившись, блестит хитрыми глазами и едва сдерживается, чтобы не рассмеяться. — Ночью у этих тварей просыпается просто зверский аппетит.

Вывалившись на улицу, они подставляют разгорячённые алкоголем лица прохладному ночному ветру. Он совсем не ласковый, тревожно шумит в кронах и срывает пожелтевшие осенние листья. Вокруг темно и тихо, и только свет от широких окон, золотой и блестящий, падает на землю, выхватывая их силуэты, словно тюремные софиты, поймавшие с поличным двух отчаянных беглецов.

— И что это было? — спрашивает Ричи, выходя из жёлтого прямоугольника света и теряясь за живой изгородью. Он действительно пытается прикурить, но спички выскальзывают из его непослушных пальцев. — Чёрт.

Билл забирает у него сигарету, сминает и отбрасывает ошмётки бумаги с табаком в сторону. Легко подталкивая Ричи в грудь, заставляет его прислониться к широкому стволу дерева.

Билл молчит, привыкая к темноте вокруг, к тёплому дыханию Ричи на щеке, к распирающим и каким-то горьким ощущениям в собственной грудной клетке. Это удивительно, размышляет Билл, но всё, что он когда-либо делал в своей жизни, привело его именно к этому моменту.

Почему судьба продолжает сталкивать их? Почему именно Ричи?

— Ты хочешь поцеловать меня, — не спрашивает, а скорее констатирует Ричи. Он всегда умел читать Билла, словно открытую книгу, понимал его лучше всех остальных. — Думаешь, это хорошая идея?

— Просто ужасная, — выдыхает Билл у самых его губ.

— Ты будешь жалеть об этом, — предупреждает Ричи шёпотом.

— Нет, — качает головой Билл. — Я забуду об этом на следующий день, и ты тоже. И мы больше не встретимся. Никогда.

— «Никогда» — слишком категоричное слово для писателя, как думаешь?

— Думаю, что лучше бы тебе заткнуться и поцеловать меня.

Ричи не двигается, и тогда Билл сам тянется к нему, но налетает на выставленную перед ним руку, словно на шлагбаум.

— Что? — спрашивает он, чувствуя себя при этом полным идиотом.

— Ты так и не внёс моё имя в эпиграф.

— Серьёзно, Ричи?

— Да, — кивает тот, отталкивая Билла от себя. — А ещё ты женат.

Билл тяжело вздыхает. Может, им действительно не стоит делать этого, их дороги давно разошлись, и ничего тут уже не попишешь. А может, он просто не привык к отказам Ричи, который всегда смотрел на него немного влюблённо. Он никогда толком не задумывался об этом, но... вдруг Ричи всегда относился к их встречам куда более серьёзно, чем сам Билл? И теперь, когда Ричи только развернулся и начал жить так, как всегда и мечтал, он как последний эгоист пытается утянуть его обратно в болото их прошлого. Билл встаёт рядом с Ричи и тоже прислоняется к стволу дерева. Резкий порыв ветра срывает пару сухих и пожухлых листьев. Покружившись в воздухе, они планируют к их ногам.

— Можно свалить из проклятого Дерри, — прочистив горло, неожиданно произносит Ричи. — Но нельзя вытравить этот городок изнутри, да, Билл?

И вновь Ричи ставит его в тупик. Билл не знает, что ответить. Почти за двадцать лет карьеры писателя он впервые не находит слов.

Не удержавшись, Билл всё-таки наклоняется и целует его в щёку.

— Прощай, Ричи.

— Прощай, Большой Билл.

Уходя, Билл не слышит, как Ричи произносит едва слышно:

— Я никогда не забывал о нас.

И его голос (его настоящий голос), печальный и тихий, растворяется в осеннем шуме листвы.

@темы: фанфикшен, G — PG-13, Билл Денбро, Ричи Тозиер, Оно (книга), фб 18

---

[IT: The Losers Club]

Название: the stutter of a body’s broken grammar
Автор: innundir-skinni
Форма: клип
Пейринг/Персонажи: Билл Денбро, Джорджи Денбро
Категория: джен
Исходники: музыка: Max Richter – The Swimmer, видеоряд: It (2017)
Продолжительность и вес: 0:01:50, 264 Mb
Рейтинг: PG-13

@темы: видео, G — PG-13, Билл Денбро, Джорджи Денбро, Оно (2017), фб 18

---

[IT: The Losers Club]

Название: Losers and Flowers
Автор: Xercks
Форма: сет артов
Пейринг/Персонажи: Билл Денбро, Беверли Марш, Стэнли Урис, Бен Хэнском, Майк Хэнлон, Эдди Каспбрак, Ричи Тозиер
Категория: джен
Рейтинг: G
Примечание:

значение цветов

значение цветов:
1. Гвоздика — считается «мужским» и является символом отваги, храбрости и победы.
2. Гладиолусы являются символом благородства, верности и дружбы.
3. Белую лилию считали с древнейших времён символом невинности и чистоты.
4. Маргаритка символизирует доброту и верную любовь.
5. Гипсофила — на языке цветов означает чистоту сердца и искренность.
6. Дельфиниум — скромность, печаль, непритязательность. Дельфиниум так же способен сращивать кости после перелома.
7. Гербера — игривая, и обозначает флирт, лёгкое поднесённое настроение, оптимизм и даже непредсказуемость, а отсюда и тайна.
Размещение: запрещено без разрешения автора

Название: Welcome back, kids!
Автор: Xercks
Форма: арт
Пейринг/Персонажи: Пеннивайз
Категория: джен
Рейтинг: G
Размещение: запрещено без разрешения автора

@темы: арт, Пеннивайз, G — PG-13, Клуб неудачников, Оно (2017), фб 18

---

[IT: The Losers Club]

Название: Derry Lovers
Автор: Kokidius
Форма: арт
Пейринг/Персонажи: Ричи Тозиер/Эдди Каспбрак
Категория: слэш
Рейтинг: G
Размещение: запрещено без разрешения автора

Название: Healer
Автор: Kokidius
Форма: арт
Пейринг/Персонажи: Ричи Тозиер/Эдди Каспбрак
Категория: слэш
Рейтинг: G
Примечание:

перевод

перевод:
Эдди: Ты можешь быть осторожнее?!
Ричи: Нет, пока не станешь моим целителем <3
Размещение: запрещено без разрешения автора

Название: Time to play!
Автор: Kokidius
Форма: арт
Пейринг/Персонажи: Пеннивайз
Категория: джен
Рейтинг: PG
Размещение: запрещено без разрешения автора

gif-версия

@темы: арт, Пеннивайз, G — PG-13, Оно (2017), Ричи Тозиер, Эдди Каспбрак, фб 18

---

[IT: The Losers Club]

Название: Не знаешь, что делать? Бегай!
Канон: Оно (книга)
Автор: Фоернутая
Бета: Собака серая
Размер: мини, 1127 слов
Пейринг/Персонажи: Бен Хэнском, ОЖП
Категория: джен, намёки на гет
Жанр: повседневность
Рейтинг: G
Краткое содержание: о пробежках и подростковой любви.
Примечание/Предупреждения: таймлайн — три года от первой схватки Неудачников с Оно.

Бен запихнул последнюю газету в очередной почтовый ящик — ничем не примечательный, побитый, с криво выведенной фамилией «Рипсом» на погнутом металле, — и радостно потянулся. Влажная от пота футболка, хоть уже и болталась на нём, чуть затрещала, но он не обратил на это внимания.

В Омахе наступало утро. Город неторопливо просыпался, вкусно завтракал, лениво собирался на работу, а Бен уже успел пробежаться по пустому, дышащему весной парку и в рекордные — по собственным меркам — сроки разнести почту жителям района. Он мысленно дал себе самому «пять», коротко улыбнулся и быстрым тренированным шагом направился в сторону дома.

— Бен! — раздалось вдруг позади, и Бен, остановившись, повернулся. Навстречу ему бежала миловидная девушка в тёмной майке, шортиках и кроссовках. Девушку, если он не ошибался, звали Элоиза, она ходила в ту же школу, что и Бен, но на занятиях они пересекались редко. В основном потому, что в начале года она выбрала гуманитарное направление, а он — техническое, что, впрочем, не мешало им иногда болтать в библиотеке. — Бен, привет!

— Привет, — доброжелательно кивнул ей Бен и машинально поправил пустую сумку. По коже пробежали мурашки. — Не знал, что ты так рано встаёшь и живёшь на этой улице… Ммм… Тоже на пробежку?

— Да… Ну, можно и так сказать. Иногда выхожу, если просыпаюсь до будильника, — Элоиза слегка зарделась. На солнце её распущенные светлые волосы словно искрились, она немного щурилась, пряча за ресницами бутылочно-зелёные глаза, и тепло улыбалась. Бен не удивился бы, узнав, что в прошлом году Элоиза дошла до финала местного конкурса «Юная мисс Небраска – 1960» и заняла в нём второе место. И то несправедливо. — Ты почтальоном подрабатываешь?

— Ага, — Бен позволил себе осторожную улыбку. — Сочетаю приятное с полезным… Да ещё деньги за это получаю. Немного, конечно, но можно хоть одежду новую купить. Старая с меня спадает, если честно.

— Ты большой молодчина, Бен, — в мягком голосе Элоизы не было ни одного намёка на иронию, лишь чистая похвала. — Многим с тебя пример брать надо, а не сидеть перед телевизором весь день напролёт.

Бен смущённо опустил взгляд на землю, кровь застучала в висках. Всего полтора года назад он и подумать не мог, что с ним будут разговаривать девушки вроде Элоизы — красивые, раскованные, такие, которые обычно встречаются с харизматичными капитанами школьных команд и поступают в лучшие университеты страны. Однако вот он, глупо стоит в растянутой футболке перед одной из них и не знает, что говорить. Как себя вести. Как перестать ощущать себя полным дураком.

И ладно бы с ним заговаривала одна Элоиза — последние несколько месяцев Бен то и дело замечал, как на него смотрят девочки в школе. Уже не с жалостью, когда он с одышкой бегал от старшеклассников по коридору, а с интересом и любопытством, и это смущало. Не нужно было быть семи пядей во лбу, чтобы понять: Бен, сбросив целых пятьдесят фунтов, весьма похорошел. На руках обозначились мышцы, скулы обострились, второй подбородок бесследно пропал, и живот перестал висеть бесформенным мешком. Впрочем, пришедшее в более или менее сносную форму тело ещё не придавало Бену полной уверенности в себе. Первое время он краснел до кончиков ушей, стоило какой-нибудь девочке к нему обратиться, и вёл себя предельно неуклюже: ронял перед ними вещи, заикался, спотыкался… Теперь, слава богу, у него хватало выдержки хотя бы не паниковать и вежливо отказываться от всех ненавязчивых предложений куда-нибудь сходить — не потому, что Бен возгордился, а потому, что не хотел давать лишних надежд.

Ему-то, в отличие от них, никто особо не нравился. Ни от кого не ёкало сердце, ни от кого не хотелось получить лишнюю улыбку или словечко.

Никому не хотелось писать стихи.

— Бен, я тут думала… — Элоиза покусала нижнюю губу, заведя руки за спину. Майка натянулась, очертив аккуратную маленькую грудь. — У меня есть два лишних билета в кино… Фильм про сокровища царя Соломона...^[1] Сегодня вечером будет сеанс. Ты не хочешь со мной сходить? Моя подруга не может, уезжает с родителями к родственникам, а билеты жалко, — спешно добавила она последнюю фразу и прерывисто выдохнула.

Вот как раз такие ситуации Бена больше всего расстраивали. Он смотрел на Элоизу, которая нервно покачивалась с пятки на носок, и его переполняла жалость, а ещё — тяжёлое чувство вины. Это чувство вообще преследовало его чаще, чем бы ему хотелось; он испытывал вину перед девочками, которым нравился, а ещё — некую вину измены перед кем-то, кого даже не знал. Перед кем-то, кого он забыл или кого только должен встретить… Бен чувствовал себя так, словно его сердце уже давно украли, и он ему не хозяин.

«Ну и тупица ты, Стог», — раздавался у него в голове чей-то смешливый мальчишеский голос, когда он ловил себя на этом. Бен настолько с ним соглашался, что даже не задумывался, почему он вообще Стог и кому принадлежит этот голос.

— Прости, Элоиза… — Бен без ужимок посмотрел ей в глаза, пытаясь выразить, как ему неловко говорить «нет». — Я… Я не могу. Ты замечательная, не подумай, что я из-за тебя вот так… Но просто не могу. Прости.

Элоиза, поймав его взгляд, помолчала и рассеянно кивнула. По её розовым щекам скатилась пара слезинок, она быстренько вытерла их рукой и шмыгнула носом.

— Ладно, — пробормотала она, облизнула губы и глубоко вздохнула. С подобной обидой Бен уже тоже сталкивался, и лучше всего в такие моменты было не вмешиваться. Не давать слабины и не превращать всё в уступку. — Я почему-то думала… Может, пробежимся тогда хотя бы вместе?

Бен облегчённо улыбнулся и кивнул, Элоиза чуточку повеселела. Во время пробежки трусцой они не разговаривали, но Бен как никто знал, что бег помогает лучше любых разговоров. По крайней мере, у него самого на утренних и вечерних пробежках прояснялись мысли, принимались решения, исчезали любые переживания. «Не знаешь, что делать? Бегай!» — вот золотое правило, которое он сам для себя вывел и которым регулярно пользовался.

Добежав до дома Элоизы, они попрощались, и раскрасневшаяся Элоиза исчезла с крыльца, уже не выглядя такой расстроенной. Бен помахал ей в окно и тоже спустя десять минут залетел домой, в дешёвую обшарпанную квартирку, которую они снимали с матерью в старой многоэтажке. Скинув кроссовки и сумку, он тихо проскользнул в свою комнату, бесшумно закрыл дверь и подошёл к прикроватной тумбочке. Присев, Бен выдвинул нижний ящик, вынул из неё тетрадь с птицами на обложке и бережно её пролистал. Между последними страницами лежал пожелтевший, оборванный по краям лист бумаги, и на нём, среди множества перечеркнутых черновых строчек, круглым почерком Бена было написано маленькое хайку.

Волосы твои —
Жаркие угли зимой.
Хочу в них сгореть.

Бен почему-то не помнил, когда именно написал это признание — иначе не сказать — в любви, но считал его очень важным. Оно уже несколько лет хранилось в глубине его души, согревало в моменты одиночества, было самой сокровенной его тайной и предназначалось… Бен не мог сказать, для кого именно, но искренне надеялся это выяснить. У него, чёрт возьми, вся жизнь впереди, ему всего-навсего шестнадцать, и раз он так думает, так тому и быть.

Он коротко поцеловал пахнущие чернилами строчки, убрал лист с тетрадью в тумбочку и, посвистывая себе под нос, направился в душ.

Всё у него — у них — будет хорошо.

Бен это знал.

——————

^[1] Фильм «Ватуси», вышедший на экраны в 1959 году.

@темы: фанфикшен, G — PG-13, Бен Хэнском, Оно (книга), фб 18

---

[IT: The Losers Club]

Название: Хорошая девочка
Канон: Оно (2017)
Автор: h_Ronnia
Бета: Собака серая
Размер: мини, 1369 слов
Персонажи: Беверли Марш, Эл Марш
Категория: джен
Жанр: ангст
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: Беверли Марш беспокоит папочку.
Примечание/Предупреждения: жестокое отношение к животным

Беверли признает, что отец никогда её не любил. Потом, окончательно избавившись от ночных кошмаров и мысленно вернувшись в жаркое лето 1957 года.

В июле 1957 года она нашла котят в гараже.

Отец так называл старый покосившийся сарай (у них ведь и машины-то никогда не было) и обычно проводил там время от завтрака и до обеда, выискивая какие-то занятия. Никогда прежде он не просил ни её, ни маму составить себе компанию. Одиночество поднимало ему настроение. Так случилось и в тот день — но за обедом, улыбчивый и весёлый, папа потрепал Беверли по щеке:

— Пойдём-ка со мной, крошка. Подсобишь в гараже.

Шум воды оборвался сразу, едва мама завернула кран. Слив харкнул в старые трубы комом мыльной воды с объедками. Раковина всхрапнула. Мама придавила её сверху покрасневшей рукой и неуверенно покосилась на отца:

— Помощи от неё кот наплакал, смотри, какая тощая, Эл. Давай, ты выпьешь кофе, а я пока приберу со стола и...

— Нет, — отрезал отец, и Беверли не сдержала укоризненного вздоха. Зачем мама пытается всё испортить? — Это дельце как раз для моей крошки.

Отец подмигнул ей, и Беверли решила, что лучше этому дню уже не стать.

От гаража за версту несло старыми тряпками, что больше не годились для уборки, зато для «мужской работёнки» — вполне. Этот запах изъеденной от времени и стирок ткани Беверли не спутала бы ни с одним другим. Так пахло от её собственной одежды, от штор в гостиной и от мамы.

Отец посторонился. Короткими выгоревшими волосками на шее Беверли ощутила его дыхание, пока он закрывал дверь, и судорожно качнулась в затхлую и тёмную комнату.

Отец хмыкнул так, будто она только что испортила весь сюрприз, и стоило бы немедленно вернуться на прежнее место (всё внутри бунтовало против этого, но не огорчать же папу сильнее, он ведь добр к ней)

...вспыхнул свет.

Отец, прихрамывая, подошёл к приставленной к стене лестнице. Стопа у него до сих пор оставалась опухшей настолько, что ни во что, кроме старых разношенных кроссовок, не умещалась. Конечно, и речи не шло, чтобы в такой обувке идти на работу, а потому он имел полное право помянуть крепким словцом растяпу-санитара, прокатившего по его ногам каталку. Пусть остолоп скажет спасибо, что остался при зубах в больничном коридоре, пусть скажет спасибо, что Эл Марш пёчется о своей бессмертной душе.

Беверли поджала губы. Разговоры о Душе и Боге, что так любил заводить отец, не на шутку пугали, хотя бы тем, что сводились неизменно к обсуждению грехопадения и его вопросу о мальчиках.

«Ты же понимаешь, что все эти пустоголовые мальчишки только и думают, как испортить мою малышку?»

Отец задел её совершенно случайно, толкнул в бок: повело под тяжестью лестницы. Не удержал равновесия, и нижняя перекладина врезалась Беверли под колено. Боль обожгла ногу и выше, и ниже. Беверли присела, отчаянно растирая зудящую кожу. Если сейчас же приложить лёд, то завтра даже синяка не останется, но пока — чертовски больно.

— Забирайся, девочка.

Отец говорил так, только когда она огорчала, беспокоила его. Не крошка и не малышка, а именно девочка. Такая же слабая, как все девчонки. Девочка, а не сын. Дочурка в платье, что-то там лепечущая о разрешении переодеться.

— Так что же, девочка, — ласково проговорил отец, перехватывая лестницу удобнее — сухое дерево хрустнуло. — Мне подождать, пока твоя мамаша подыщет юбку подлиннее тех, в каких разрешает шляться по городу?

На лбу у него вздулись вены, пара капель слюны упала на голое предплечье Беверли, и она торопливо выпрямилась, не в силах отвести глаз от его злого лица. Обтрёпанный край подола болтался чуть выше ушиба, но когда она закинула ногу на первую перекладину — взлетел чуть ли не к кромке трусиков. Отец сипло выдохнул, и Беверли принялась быстрее карабкаться вверх, пока он ещё хоть как-то держал дрожащую старую лестницу.

Не глядеть вниз, представляя, что идёшь по канату над ревущей пастью циркового шатра, что на спине верёвка, а ниже — страховочная сетка. Что ветер не задирает платье до плеч и что под платьем яркие шорты, как у тех гимнасток с ярмарки, и всё, что должно быть скрыто от чужих глаз — скрыто.

Что за стенами цирка сегодня один, а завтра другой город. И ни один из них не Дерри.

Беверли упёрлась локтями в дощатый пол.

— Есть там что?

Голос отца, глухой из-под плотно сбитых крепких досок, шкворчал раздражением. Беверли осмотрелась, напрягая зрение, чтоб точно ничего не упустить. А потом различила в углу тугой разноцветный комок и взвизгнула:

— Пап, — мама точно отругает её за занозы в ладонях, но сейчас было не до того. Она и не вспомнила бы уже, что едва не спланировала настоящий побег из дома.— Здесь котята!

Маленькие, ещё слепые, они тыкались Беверли в руки. Она взяла сразу двоих — чёрного и серого, прижала к щеке, вдыхая их тёплый запах. Прозрачные и мягкие когти впивались ей в шею и грудь, котята — каждый, раз, два, три, четыре, пять — стремились вскарабкаться повыше, принюхиваясь тоже и взволнованно пища на разные лады. Беверли рассмеялась, подбородком прижимая одного из котят к своему плечу. Тот не растерялся и, выпустив когти, повис на её растрепавшийся косе. Кожа на макушке натянулась — совсем не больно. Она знала, как бывает, если кто-то хочет вырвать твои волосы.

— Давай их сюда, девочка.

Беверли застыла. Один из котят, с подпалинами, продолжал топтаться по её животу, и довольно урчал. Кажется, утром она опрокинула на платье стакан с остатками молока. У неё скрутило живот.

— Беверли! — лестница гулко стукнула по откинутой крышке, и отец яростно охнул. — Ты что же, хочешь, чтоб я тут кости переломал?

Она облизнула губы пересохшим языком. Господи, почему же нельзя помолчать, что за пустомеля ты, девочка? Правда, она ведь не выболтала, скольких котят видела, так? Что, если отдать ему двоих, значит, остальные... Как она сможет выбрать?!

— Их не поймать, — выпалила она, свешиваясь в проём и отпихивая котят подальше от себя. — Они совсем дикие и пасти в пене, честное слово, папа.

— Если ты немедленно не спустишь чёртовых выродков, я клянусь Богом, что накормлю их мамашку самой большой порцией приманки!

— Папа, — судорога, пронзившая от пят до низа живота, поползла выше, в голове лихорадочно застучало. Слова влажно чавкнули в горле, как нарыв, что скорее задушит её, чем прорвётся однажды.

Она отползла назад, утыкаясь лбом в пол.

Они с матерью каждый месяц снимали с дыр в стенах фанеру, чтоб подсыпать ещё красноватых гранул крысиной приманки, и заколачивали всё, как было.

Видимо, однажды одну дыру пропустили, и чёрная жирная крыса выползла на середину спальни. Беверли поджала ноги, хватаясь за «Сказки братьев Гримм», которые напрасно читала перед сном. Она готова была уже запулить книгой в голову крысе (именно такие острозубые твари забирались ночью в кровать к девочкам, что трогают себя промеж ног или, не приведи Господь дают там потрогать мальчикам, и выгрызают им кишки). Но крыса вовсе не собиралась нападать. Она вперила взор мелких чёрных глаз в воинственное лицо Беверли и испустила пронзительный вопль. Закричала так громко и протяжно, что Беверли и сама вскрикнула, закрываясь уже не от мнимой опасности, а от её измученного взгляда, от вида кровавых кишок, лоскутами тянувшихся за лысым хвостом, как остатки мишуры на ссохшейся рождественской ёлке.

Она не могла допустить, чтоб и кошку мама так же деловито убрала в мусорный пакет и швырнула ещё полуживую в бочку для сжигания мусора.

Она отдала их. Отец не обронил ни слова, не велел Беверли ждать наверху, но она бы и сама не стала спускаться. Последний котёнок, он уже успел устроиться у неё под взмокшими волосами, скрылся за крышкой люка. Беверли продолжала чувствовать его тяжесть на шее. Долгие годы продолжала.

Надсадно проскрипела лестница, которую на этот раз отец даже не приподнял. Не было нужды раскрывать глаза, чтоб понять — он засовывает котят в холщовый мешок, а они цепляются когтями, думая, что всё ещё ползут по её платью...

Она всхлипнула, зажав рот подолом, и горячая рвота хлынула прямо на юбку, сквозь пальцы на колено, продолжавшее наливаться кровью, как жадный комар. Немного и лопнет. Её вырвало ещё раз.

До возвращения отца она успела кое-как привести себя в порядок, но не была уверена, что справилась хорошо — от боли перед глазами плыло. Ей хотелось рухнуться в кровать и спать несколько суток подряд.

— Поглядите-ка на мою девочку, господа,— отец приобнял её за талию, снимая с последних перекладин. Беверли не отстранилась — стоять самой было невыносимо. — Вот она, моя крошка, без тебя я бы не справился, Бевви. Так ведь?

Она постаралась не замечать свежих комьев земли на треснувших мысах его кроссовок, но запах, сырой, тяжёлый, болотистый, одолевал. Тошнота вернулась. И на миг, на долю секунды, когда отец поднял её на руки, Беверли в последний раз в своей жизни подумала, что любит папу.

@темы: фанфикшен, G — PG-13, Оно (2017), Беверли Марш, фб 18, Эл Марш

---

[IT: The Losers Club]

Название: Зайчики
Канон: Оно (2017)
Автор: h_Ronnia
Бета: marianji
Размер: мини, 2059 слов
Пейринг/Персонажи: Беверли Марш, Эл Марш, Черил Ламоника, Оскар Бауэрс, еле заметный намек на Генри Бауэрс/Беверли Марш
Категория: джен
Жанр: драма, ангст
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: время напомнить Маршлюхе её место.
Примечание/Предупреждения: насилие

Беги от безумцев,
Не беги от проблем,
То, что мы называли Солнцем —
Есть тепло наших тел (с)

— Тебе идёт.

Беверли резко обернулась. Отец стоял, прислонившись плечом к косяку. В сплетённых тенях комнаты он казался больше, чем есть. Беверли прикрыла мамины часы.

Иногда она брала их примерить, пока отец не видел. Он считал, что взрослые украшения испортят его крошку Бевви, как и прочая новомодная «дребедень». Беверли помалкивала, что все девочки в классе давно прокололи уши и носят клёвые длинные серьги, а у Греты Кин есть часы с настоящим золотым браслетом. Что обычно та внимательно смотрит на циферблат, прежде чем спросить, который час. Ответ всегда один: «Время напомнить Маршлюхе её место».

Ох, Грета, не утруждайся.

— Прости, папа, — она опустила голову. Мысы его домашних тапок слишком быстро придвинулись к ней, словно он вдруг скользнул по выщербленному полу, как герой диснеевского мультика. Сравнение настолько смешное, что Беверли расхохоталась бы, если б не так сильно сжалось горло. Если б не так хорошо знала своего отца. — Прости, папа, — повторила она чуть слышно. Его рука опустилась ей на запястье, сжала слегка, мешая расстегнуть браслет.

— Перестань, моя девочка, ты уже достаточно взрослая для этого.

Она знала — что-то не так, ещё до того, как он ударил, панически дёрнулась за миг до хлёсткой пощёчины, натыкаясь спиной на комод. Рассохшиеся пустые ящики взволнованно вскрикнули. Она тоже вскрикнула, рванулась под его расставленные руки в коридор. Ремень достал её уже у двери в ванную. В ванной отец ещё оставил замок. Хлестнул вдоль спины. Беверли распласталась по двери, развернулась, нащупывая за спиной ручку. Она еле могла вдохнуть, да и отец, не мигая, уставился ей на грудь, словно проверяя, дышит ли она ещё, можно ли добавить.

Она заревела обиженно и напуганно, прикрывая лицо дрожащими руками.

— Подстилка,— отец замахивался снова и снова, удары сыпались со всех сторон, словно её, в порванной на плече и боках сорочке, пропустили сквозь ошалевшую от возмущения толпу.

— Это неправда, — отчаянно взвизгнула она. — Неправда!

Он замер на миг, глаза, до этого мутные, прояснились и сверкнули раскалёнными углями:

— Что, девочка, даже не спросишь, чем ты огорчила папочку?

Она выставила руки, слепо толкнула его в грудь, почти не думая, что делает, и неожиданно ей удалось вырваться. Она кинулась к входной двери, слёзы застилали глаза, пальцы всё время соскальзывали с задвижки.

— Ну, пожалуйста, — отчаянно прошептала она. Руки отца, горячие и сильные, обхватили её со спины. — Пусти, папа!

Она упёрлась ногами в дверь, он даже не дрогнул, удерживая её на весу, попятился обратно вглубь квартиры, и Беверли резко мотнула головой. Затылком ощутила, что попала, услышала хруст и его удивлённое, тихое проклятие, и, господи, какое облегчение испытала, снова падая на пол, не чувствуя его крепкого, душащего объятия.

Морозная ночь, опустившаяся на Дерри, одна из тех самых морозных ночей, что предшествуют началу весны, встретила её приветливо. Во всяком случае, обступившая темнота надёжно скрыла, едва она кубарем скатилась с крыльца. Отец, кажется, кричал что-то вслед. Но не бросился в погоню сразу, боялся застудить ноги. Беверли слышала, как они с мамой пару раз шептались в спальне, что виной всему его застуженные ноги, что ему стоит держать их в тепле.

Она застыла, словно врезалась в стену. Воздух с шипением вырвался через закушенные губы. Мама ведь умерла. Мама умерла полгода назад. Мама умерла. Мама...

Провода, мерно жужжавшие от столба к столбу, тихо звякнули, вопросительно и тревожно. Покрытые инеем, они с самого первого мига, как Беверли вытянулась на снегу, белели в прозрачных зимних сумерках паутиной. Офигенно громадной паутиной.

Волосы длинными острыми колючками разметались вокруг головы. Беверли вспорола бы себе горло, если бы шевельнулась так же неловко ещё раз. Шевельнуться пришлось — по снегу прямо к ней точно кто-то шёл. Сквозь завесу мелких сухих снежинок расплывчатый силуэт двигался странно, рывками, не полными жизни рывками мчащихся за корабликом детей, а скорее...

Дохлая рыба. Вот что это напомнило. Мелкая дохлая рыбёшка, всплывшая со дна аквариума. Если задеть — пустишь рябь. И чешуя расползётся в стороны, но не полностью, словно под тухлым мясом — прозрачные нитки.

Паутина.

Пятки Беверли скользнули по шероховатой наледи. Она приподнялась. Мороз жадно лизнул алые подтёки, оставшиеся на снегу, и, довольно похрустывая, вгрызся в её искалеченную спину.

— Ну и дела.

Сигарета из уголка рта скатилась по вороту розовой куртки Черил Ламоника. Она спихнула тлеющий окурок подальше под ноги и громко выругалась.

Беверли не нашлась, что ответить. Она не собиралась жаловаться девчонке, про которую и сплетни-то распускать перестали пару лет назад. Какие сплетни сравнятся с новостью, что Черил Ламоника родила в тринадцать неизвестно от кого? Не собиралась жаловаться ни одной живой душе, если на то пошло, но слепо ткнулась в скрипящую от мороза куртку:

— Да меня от этого Бауэрса блевать тянет, зачем они это говорят? Чего им неймётся?

— Генри Бауэрса? — Черил откашлялась, всё ещё слишком изумлённая, чтобы отстраниться. — Что он натворил? С ним всё нормально? Эй!

То (какой, по сути, пустяк!), что Черил знает Генри, возможно, и Грету, и Бетти, а её, рыжую босую девку в (маминой) старой сорочке — едва ли, отчего-то зацепило. Ну ничего, скоро слухи окончательно расползутся, как слой жира на супе — клейкие, омерзительные, вымажут каждый передающий их рот.

Эй, крошка Бевви, открой рот.

— Не молчи, подруга, он тебя так?

Беверли нехотя повела головой. Уж насколько Генри был задницей, он вряд ли стал бы сплетничать с её сучками-одноклассницами. Она бы заметила, начни они общаться. Уж насколько Генри был задницей, он точно не стал бы срывать с неё одежду и хлестать ремнём. Горло, примерно там, где схватил отец, пульсировало наливающимися синяками.

Черил посмотрела на них со странной задумчивостью, задумчивостью взрослого человека, так, что Беверли даже стало неловко, захотелось спрятать лицо или сорваться вглубь Пустоши. Она осталась на месте и потёрла нос. Только заныть не доставало.

Черил переступила с ноги на ногу — точно рехнулась, раз вышла на прогулку в такой короткой юбке.

Если бы сама Беверли не стояла посреди заснеженного поля полуголая, покрутила бы пальцем у виска.

— Знаешь что, подруга? В следующий раз вместо того, чтоб сваливать, возьми что-нибудь тяжёлое и расхерачь козлу башку! Ни один козёл, какими бы словами он это не оправдывал, не смеет творить с тобой такое. Давай-ка шевели пальцами!

Черил озабоченно всмотрелась в видную часть дороги. Хмурое выражение лица, может, испорченное обильным макияжем, а может, и от природы такое некрасивое, не вязалось с насмешливым тоном:

— А ты Генри расскажи. Нет, правда, в конце концов, его это тоже касается.

Беверли, послушно перебирая пальцами на ногах, раздражённо хмыкнула. Хороша шутка, нечего сказать. Поплакаться главному придурку школы, попросить подкараулить папочку с дружками и отметелить, в самом деле... отсосать Генри за помощь? Совершенно нелепая мысль, конечно, но почему так потеплело внутри?

В блеснувшем луче фар Беверли, с искажённым лицом, перепачканная кровью, продрогшая так, что воздух застревал в глотке, не сразу сообразила, что Черил натянула на неё свою куртку. Она попыталась было возразить, ведь теперь Черил была одета едва ли теплее, но та отмахнулась и прошла к притормозившей машине.

— Привет, офицер Бауэрс, — она согнулась, опираясь грудью на дверцу. — Какая большууущая удача встретить вас здесь. Подбросите парочку девиц в беде?

Оскар Бауэрс, высунувшись из окна почти до пояса, нахмурился. Без формы, в джинсах и клетчатой рубашке, он теперь ничем не напоминал полицейского. А вот своего задиру-сынка Генри с этими настороженно сведёнными бровями — в разы сильнее. Беверли невольно отступила, и Черил всплеснула руками:

— Тебя в наручники надо, чтоб не рыпалась? Офицер, мы при наручниках?

— Мне нельзя домой, — Беверли осеклась, сердце лихорадочно плясало в груди. Похожий на полицейского или нет, Оскар Бауэрс оставался офицером, и он не мог не начать задавать вопросы. — В смысле... нельзя под конвоем, папа с ума сойдёт.

Уже сошёл.

— А бродить ночами одной можно, значит? Это папочка разрешает, — Черил сердито фыркнула. — Вы хоть газеты читаете, глупый кролик? У нас тут Джон, чтоб ему, Гейси завёлся, в курсе, того и гляди комендантский час введут.

— А сама-то, — огрызнулась Беверли и едва не хлопнулась в сугроб, когда снова попятилась.

— А ты на меня не равняйся, меня хоть сейчас на полставки в полицию, да, офицер?

— Несовершеннолетних не берём. Живо в машину. Живо, — офицер Бауэрс швырнул сигарету через плечо и выкрутил ручку печки сильнее. — Обе.

— Кролик, слушай-ка, не говори, что видела меня здесь? Пусть сегодня только один из нас побудет героем-спасителем, — Черил покосилась на офицера Бауэрса с усмешкой, годившейся разве что для перепалки с хулиганистым мальчишкой Генри, и никак — для взрослого мужчины. — Ладно-ладно, сэр, но я правда не хочу, чтобы грёбаная, простите, служба опеки снова донимала мою семью, я ведь ничего не нарушила. Так что давайте достанем плед из багажника, в жизни не поверю, что у вас нет пледа в багажнике, офицер, и высадите меня подальше от людей. А ты не трясись так, глупый кролик, забились?

Так уж вышло, что Беверли Марш стала последним человеком, которому Черил Ламоника улыбнулась при жизни.

— Самое время злобной сучке заткнуться.

И Грета в самом деле заткнулась. А вместе с ней — и вся игровая площадка. Как после внезапного удара грома, когда вот-вот должен последовать ещё один, сильнее, раскатистее, такой, что сердце оборвётся. Но время шло (шестерёнки в золотых часах размеренно постукивали Грету по запястью), а её свита и ещё несколько ребят — мальчишки на пустующей пока велосипедной парковке, у одного из них, кажется, пропал младший брат — всё так же молчали.

Беверли Марш не просто осадила, но и обозвала Грету первой. Первой за сегодняшний день, разумеется, но если бы Грета, чтоб ей, Кин добавила ещё хоть слово о Черил Ламоника, вякнула хоть одно словечко, то впридачу получила бы в свой длинный нос кулаком. Все понимали это. Ни у кого это не укладывалось в голове.

Начиная с Беверли Марш.

Она выдохнула медленно, только чтобы избавиться от лишней тяжести, увереннее оттолкнуться ногами от дна, рвануться из сточных вод, вроде тех, откуда пару дней назад выловили тело Черил. Хотя бы попытаться не захлебнуться этим дерьмом.

Её прерывистый вздох и остальных разбудил. Бетти Рипсом, верная подружка Греты, пискнула и зажала рот обеими руками.

— Вон оно как, — Грета прищурилась, оглядывая площадку, распрямила плечи. Кулаки её, у округлой, совсем уже не детской груди и у бедра, сжались одновременно, как будто она схватилась за крокетную клюшку. Грете, как всем королевам, полагалось любить крокет. И казни. — Ну и кто теперь усомнится, что ты никчёмная потаскушка? Заступаться за эту шлюху, эту грязную... подстилку! Никто, кроме тебя, не опустился бы до такого! Верно, девочки?

«Верно, девочки, что вы хорошо знаете, каково заступаться за шлюх», — Матерь Божья, Беверли так хотела сказать это до того, как её обступили — неплотно, чтоб учителям показалось, что они болтают. Дружная компания девочек-подростков, не курит за школой, не сосёт в туалете старшеклассникам, а всего-то весело щебечет у фонтана. Разве не умилительная картинка? Решись кто-то из учителей присмотреть за ними на перемене — умилился бы, как пить дать.

— Будешь и дальше ноги раздвигать, тебя так же найдут в канаве, как эту шлюху, — наверное, она не почувствовала, как разошёлся позади священный круг (будто кто-то метко швырнул в воду камень).

— Завязывай, Кин.

Торжество в её глазах потухло мигом, она бегло зыркнула на пустые окна школы и оскалилась, вынужденная развернуться.

Генри Бауэрс возвышался над ними на две головы. Девчонок он не бил, все знали, как и то, что у Патрика Хокстеттера, его чокнутой тени, менее суровые принципы.

— Она так хорошо отсасывает, Генри? — голос у Греты дрогнул; ещё бы, ведь посмотри на любую девочку Хокстеттер так же плотоядно, как на неё, хоть раз — и та, не раздумывая, перешла бы на домашнее обучение. Грета же не сдавалась. — Маршлюха лучшая в этом?

Бауэрс коротко глянул на притихшую Беверли — как же он был похож на своего отца — и равнодушно дёрнул плечом:

— Уточни у своего папаши, Кин.

Он не сказал этого достаточно громко, но все, кто хотел — услышали. Грета резко дёрнулась назад, врезалась в Беверли. Окинула её диким, бегающим взглядом через плечо и прижала руку там, где успел коснуться Хокстеттер, к юбке:

— Мой отец не путается со шлюхами, ясно вам?

— Как и я, — пробурчал Генри, и Беверли вдруг стало поразительно спокойно. Почти как от улыбки Черил той самой ночью. Почти как от взгляда офицера Бауэрса, последнего, что он кинул на неё, доставив в больницу, последнего перед тем, как что-то шепнул отцу, примчавшемуся в приёмный покой в заляпанной кровью рубашке и вставленными в ноздри ватными дисками. Шепнул что-то быстро, проходя мимо, словно ткнул тщедушного ботаника, как любил делать Генри. Отец побледнел ещё больше, сделал два шага следом, выставив руку, как если бы собрался возразить, но смолчал. На следующий день он, натужно пыхтя сломанным носом, врезал в дверь спальни Беверли новый замок.

— Так который час, Грета? — и ей, чёрт возьми, понравилось, как звонко, как насмешливо звучит собственный голос, понравилось, с каким восхищением уставились ей на спину (ноги и задницу) мальчишки с велосипедной парковки.

Грета медленно отлипла от неё, из последних сил не срываясь на бег, когда пришлось протиснуться мимо Хокстеттера.

Браслет отбросил на её застывшее, белое от ярости лицо вереницу золотистых бликов.

Глупый кролик больше не трясся.

@темы: фанфикшен, G — PG-13, Оно (2017), Генри Бауэрс, Беверли Марш, фб 18, Эл Марш, Оскар (Бутч) Бауэрс, Черил Ламоника

---

[IT: The Losers Club]

Название: Мученик
Канон: Оно (2017)
Переводчик: **Анна Каренина**
Бета: Собака серая
Оригинал: Martyr © Apuzzlingprince, запрос отправлен
Размер: мини, 1512 слов (в оригинале)/1273 слова (в переводе)
Пейринг/Персонажи: Пеннивайз, Билл Денбро, Беверли Марш, Эдди Каспбрак, Ричи Тозиер, Бен Хэнском, Майк Хэнлон, Стэнли Урис
Категория: джен
Жанр: драма
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: «Настоящие герои — всегда мученики»
Примечание/Предупреждения: действие начинается с момента сражения «Неудачников» и Пеннивайза; альтернативный финал, возможная смерть персонажа

Билл цеплялся за Пеннивайза изо всех сил: он сжимал прут, торчавший между его зубов, так крепко, будто это было седло на укрощаемом быке. Он так старался не ослабить хватку, что руки болели от усилия. Пальцы побелели, руки дрожали, а часы попали как раз между его запястьем и сжимающимися зубами Пеннивайза. Но движения Оно становились всё хаотичнее и торопливее. Как загнанный в угол зверь, Пеннивайз вырывался, бросался в стороны, огрызался, стараясь стряхнуть с себя «Неудачников», освободиться…

В конце концов Оно справилось: расшвыряло по сторонам всех, кроме Билла. Так и не успев придумать ответный ход, он почувствовал, как рука Пеннивайза схватила его за рубашку на спине.

Оно не отшвырнуло его, как остальных. Оно бросило его на землю, выбив дух на достаточное время, чтобы обвить длинными руками и сжать, как удав жертву.

Пеннивайз и в других обличьях всегда был выше и крупнее любого из них. Но теперь, когда Оно обхватило ключицы Билла, впилось пальцами ему в подбородок и прижало к спине ногу, массивную, как ствол дерева, Билл остро ощутил чужое физическое превосходство. Он быстро дышал, а по телу бегали мурашки из-за близости к столь нечеловеческому созданию. Билл почувствовал, как руки покрылись гусиной кожей. Тонкие рыжие волоски на задней стороне шеи встали дыбом.

Он услышал, как Беверли закричала:

— Отпусти его!

Пеннивайз прорычал в ответ:

— Нет. Я заберу его.

Он растопырил пальцы, которые прижимал к груди Билла, и грубо сжал их, проходясь по рёбрам и оставляя раны.

— Я всех вас заберу, я буду лакомиться вашей плотью и питаться вашим страхом. Или… — Оно помахало пальцем, — … или вы оставляете нас в покое, я заберу его, только его, а потом надолго отправлюсь на покой. А вы останетесь живы, вырастете, проживёте долгую счастливую жизнь и умрёте в глубокой старости.

У Билла сжалось сердце, а адреналин бесполезно разлился по венам. Оно хотело его, только его, и Билл боялся того, что это означало. Потому что если бы Пеннивайз собирался его убить, он бы давно это сделал. Ведь Билл был напуган дальше некуда. Он был в ужасе, на самом деле. Оно могло просто свернуть ему шею, и всё бы закончилось… но Оно хотело чего-то другого. У Пеннивайза на уме было нечто худшее, чем быстрая и милосердная смерть, и даже после всех ужасов, которое Оно показало, Билл не мог и вообразить, какой кошмарный конец ему приготовили.

Но он всё-таки решил, что это неплохая возможность: если Пеннивайз победит, такого шанса больше не будет. Его друзья уйдут живыми и относительно невредимыми. Они выберутся из этих труб, вернутся домой к родителям, заживут нормальной, счастливой жизнью, станут подростками, а потом и взрослыми. Билл так чётко представил их довольными, счастливыми и старыми. Разве он вправе лишить их этого будущего из-за своего отчаянного желания поквитаться за Джорджи?

— Уходите, — сказал он. — Это я вас втянул. Прос-с-стите меня.

— Прос-с-стите, — насмешливо протянул Пеннивайз и хихикнул.

Бен, Майк и Бев переминались с ноги на ногу, явно желая подойти ближе. Но они не решались, ведь у Пеннивайза был Билл.

— Идите! — крикнул он. Пеннивайз снова захихикал.

— Ребята, так нельзя… — начала Беверли, но её перебил Ричи. Он поднялся с земли и сказал:

— Я же тебе говорил. Твою мать, говорил же! Я не хочу умирать. Это твоя вина.

Билл почувствовал, как его охватило жаркое чувство тяжёлой вины, и отвёл глаза.

— Ты дал мне по роже, ты заставил меня ходить по сточным водам, привёл меня в этот наркоманский дом...

И тут послышалось тихое шуршание: из ближайшей кучи мусора Ричи вытащил биту.

— А теперь мне придется убить этого грёбаного клоуна.

Билл бы рассмеялся, если бы не был так поражён наглостью Ричи. Пеннивайз сжал руки ещё крепче, испустил гортанный низкий звук и задрожал — то ли от страха, то ли от злости, то ли из-за всего сразу. Билл думал, что Оно бросится на Ричи так же неудержимо и отчаянно, как раньше, но ошибся. Вместо этого Оно попятилось, таща Билла за собой по цементу и камням. Билл пытался зацепиться за пол, и грязь забилась ему под ногти. Он хотел найти хоть что-то, чем можно было ударить Пеннивайза, но не смог.

Внезапно Билл оказался в воздухе. Он услышал, как его друзья хором закричали. Билл успел поднять глаза как раз в последний момент, чтобы увидеть, как свет, ещё лившийся из конца трубы, меркнет. Они падали, и падали, и падали, так долго и быстро, что Билл подумал, чувствуя кожей холод воздуха: он умрёт от удара о землю. Он разобьёт себе череп, свернёт шею, после чего умрёт.

Но он не умер. Удар был сильным, но Пеннивайз держал Билла достаточно крепко, чтобы тот уцелел. Оно явно устало, потому что отошло от края трубы медленно и неуклюже. Дышало Оно через сжатые зубы, неглубоко и часто. Билл попытался сопротивляться: он пинался, бил кулаками и кричал, но толку не было.

Билл не знал точно, как долго они шли, но Оно наконец остановилось и уселось на пол. Из-за темноты Билл не видел большую часть того, что их окружало, но загадочных лучей света, исходивших из глаз Пеннивайза, хватало, чтобы различить небольшую кучу костей и огромную липкую паутину, затянувшую весь потолок. В воздухе воняло смертью.

Пеннивайз с рычанием выдохнул, и Билл дёрнулся. Он почувствовал, как завибрировала грудь, прижимавшаяся к его спине.

— Ты… — он сглотнул, стараясь говорить ровно. — Т-т-ты ос-с-ставишь моих друзей в п-п-покое?

Пеннивайз засмеялся. Он провёл пальцами по шее Билла и больно сжал её там, где под кожей бился пульс.

— Тебе стоит поволноваться о себе, дружок, — ответил он и так пристально посмотрел на Билла, что у того внутри всё сжалось.

Билл сглотнул и отвернулся. Он не хотел больше смотреть на Пеннивайза.

Тот провёл носом по его щеке, принюхался и отпрянул с недовольным видом:

— М-м-м. Ещё не готов. Недостаточно напуган.

Что-то острое и тонкое скользнуло по ключице, и Билл, даже не видя тонкой струйки крови, понял, что Пеннивайз его поранил. Он всхлипнул и вцепился в руку Пеннивайза, стараясь оттащить её от себя. Оно оставалось нечеловечески сильным, несмотря на то, что Билл с друзьями смогли его ранить; и Билл понимал, что как бы он ни старался, отбиться не удастся.

— Но ты ещё испугаешься, дружок, — прошипел Пеннивайз, и Билл ощутил холодное дыхание на своем лице, которое уже стало мертвенно-бледным. И поморщился от отвращения, когда чудовище провело по его ране осклизлым, шершавым языком и поглотило вытекавшую жизненную энергию. — И я собираюсь насладиться тобой. Я буду поедать тебя медленно, кусочек за кусочком, и наемся так, будто съел десяток детей. А потом я усну.

— Мои друзья… — начал Билл, но Пеннивайз только засмеялся.

— Они тебя не найдут. Если они попробуют найти дорогу сюда, то просто умрут, заблудившись в моих тоннелях.

Билл прислушался, надеясь услышать приближающихся друзей, но бесполезно. Ни звуков шагов, ни голосов. Где бы они ни были, они были далеко. И Билл подумал, что возможно, это к лучшему. Они будут жить долго и счастливо, со временем забудут обо всех ужасах, связанных с Пеннивайзом, и о нём самом тоже забудут. Но, может, когда Оно вернётся, они вспомнят достаточно, чтобы спасти детей в Дерри. Если они сразятся с Пеннивайзом взрослыми, то точно победят, потому что взрослые всегда сильнее.

— Они не умрут, — сказал Билл. — Они убьют тебя.

Пеннивайза это только рассмешило. Он захихикал и провёл рукой по растрёпанным рыжим волосам Билла в насмешливой пародии на ласку. Отец иногда так делал, когда Джорджи был ещё жив. Наверное, поэтому Пеннивайз и повторил этот жест, желая испортить те немногие хорошие воспоминания о родителях, которые остались у Билла.

— Нет, глупый мальчишка. Это вы умрёте. А до этого, прежде чем ты успеешь умереть, крича, умоляя меня и рыдая, я покажу тебе свои мёртвые огни, — теперь Пеннивайз говорил тихо, угрожающе. Билл чувствовал его взгляд кожей. — Но тебя, тебя я оставлю там, в своих огоньках, в себе, и ты будешь жить… и жить… и жить...

Пеннивайз провёл губами по мочке Билла и слегка задел её зубами, словно собирался откусить. «Может, и откусит», — подумал Билл и вздрогнул.

— Жить вечно, дружок, — шепнул Пеннивайз. — Ведь ты хотел быть героем. А настоящие герои — всегда мученики.

@темы: перевод, Пеннивайз, фанфикшен, G — PG-13, Клуб неудачников, Оно (2017), фб 18

---

[IT: The Losers Club]

Название: Летний кошмар
Канон: Оно (2017)
Автор: Фоернутая
Бета: Собака серая
Размер: мини, 1023 слова
Пейринг/Персонажи: Стэнли Урис, Патриция Урис, намёк на Стэнли Урис/Билл Денбро
Категория: джен, преслэш
Жанр: драма
Рейтинг: PG
Краткое содержание: Стэна мучают воспоминания.

Стэн приходит домой на полтора часа позже обычного.

Не включает свет, не снимает кожаную куртку. Просто падает в огромное кресло, положив ключи на журнальный столик, откидывает голову на удобную спинку и закрывает глаза. Патриция, кажется, уже спит наверху, видит второй или третий сон, и Стэна это более чем устраивает.

Ей всё-таки ни к чему видеть мужа вот таким. Подавленным, непривычно притихшим, будто выцветшим. Она бы, наивная душа, подумала, что он устал из-за задержек на работе, замотался с бесконечными колонками цифр, потратил все нервы на подчинённых, которые ко всему — в том числе и к нему — наплевательски относятся. Она непременно принесла бы ему баночку пива из холодильника, приложила бы к его и без того прохладному лбу, начала бы гладить по волосам и ворковать что-то вроде: «Стэнни, милый, всё обязательно наладится, ты только не переживай».

Знай Патриция, что на самом деле беспокоит Стэна, она точно не была бы такой заботливой и милой.

Стэн усмехается в темноте, ничуть не развеселившись из-за этой мысли, и трёт переносицу.

Он не может вспомнить имя того, кто приснился ему прошлой ночью, но вот его лицо... Его лицо выглядит невероятно знакомым, и сейчас Стэн воссоздаёт его перед собой во всех деталях, вплоть до веснушек на носу и щеках. Мальчишке из его сна лет пятнадцать, вряд ли больше, однако взгляд его поразительно синих глаз взрослый и усталый, а в тёмно-рыжих волосах уже просматриваются тонкие седые пряди, которые он — такое предчувствие — позже втайне от родителей закрасит в парикмахерской. Что он пережил? Что могло до такой степени его напугать? При чём тут вообще Стэн?

Стэн прерывисто вздыхает. Тишина собственного дома, раньше всегда уютная и убаюкивающая, теперь настораживает и даже кажется опасной. Стэн нервно прислушивается к шелесту прозрачных штор от ночного ветра и включает, помедлив, настольную лампу с гавайской танцовщицей. Гостиная сразу становится менее пугающей, но Стэна всё равно бьёт мелкая дрожь.

Если он прав — а он прав, он ни разу ещё не ошибался за тридцать восемь лет, — этот мальчишка как-то с ним связан. И не просто общим воспоминанием, а чем-то гораздо, гораздо большим, чем-то, что он не должен был забывать, но всё-таки забыл. Стэн с силой давит на виски ладонями, раскачивается, шепчет: «Давай, где-то же это в тебе сидит», и в памяти постепенно всплывает смутный, окутанный пепельным дымом от заводских труб маленький город на самом дне котлована.

Дерри.

Мальчишка в клетчатой рубашке и с кровью на изодранной щеке — из Дерри, прямо как Стэн. Наверное, они вместе провели там детство. Скорее всего, они жили рядом и были хорошими друзьями. Возможно, больше, чем просто друзьями.

Стэн резко встаёт, подходит к мини-бару возле камина, достаёт оттуда бутылку дорогого, подаренного пару лет назад коньяка и стакан. Он никогда ещё не пил в одиночестве, отец — и кто-то ещё, кто-то смазливый, крохотный, с кучей таблеток в поясной сумке, кто он? — говорил, что это верный путь к алкоголизму. Впрочем, Стэну на эти предостережения плевать. Коньяк жидким янтарём ударяется о стеклянные поверхности, туда же летят идеальные кубики льда из морозильной камеры. Пить — так с удовольствием: стакан приятно холодит пальцы, когда Стэн усаживается с ним обратно в кресло, коньяк обдаёт жаром горло, когда он делает глоток.

Мальчишка в клетчатой рубашке почти не смеялся. Улыбался — да, сдержанно и всё же искренне, но Стэн уверен, что смеяться он разучился, как раз после того, как... Стэн жмурится, покачивает стакан в правой руке — так, что начавшие таять ледышки чуть слышно позвякивают. Стэн вспоминает самого себя в пятнадцать лет — нескладного, с надоедливыми кудрями, терпеливо выслеживавшего птиц в парке возле Водонапорной башни. Тот мальчишка частенько сидел с ним, и даже молчать в его присутствии было очень комфортно. Стэну вообще мало с кем нравится молчать, он ценит таких людей чуть больше, чем всех остальных.

Значит, они и правда тесно дружили.

На круглых настенных часах без двадцати двенадцать. Стэн пристально следит за стрелкой, отсчитывающей секунды, её бег странным образом успокаивает, напоминает о настоящем. Летом Стэн нередко ночевал с тем мальчишкой — причём всегда именно у Стэна, потому что к себе мальчишка его почему-то не приглашал. Может, к нему нельзя было. Или родители Стэну не разрешали, как знать. Они лежали в одном спальном мешке на полу перед открытым окном, смотрели на точно такой же циферблат в его комнате и шёпотом разговаривали... о разном. О комиксах, девчонках, птицах, индейских ритуалах, да мало ли о чём разговаривают по ночам впечатлительные подростки. Стэн дёргает плечом — настолько сильным даже через рубашку кажется фантомное прикосновение кожи к коже, ладони к ладони. Чувство, что ещё чуть-чуть — и Стэн ощутит тёплое дыхание на щеке, а потом — на губах.

Полупустой стакан едва не выскальзывает из ослабевших пальцев, но Стэн успевает его поймать. Жемчужного цвета ковёр, купленный Патрицией на ежегодной ярмарке, спасён от жёлтого пятна, наваждение исчезает, тогда как имя мальчишки вспыхивает в памяти яркой грозовой молнией.

Билл.

Билл и никак иначе, Уильямом его никто — сколько же их было? семеро? — никогда не звал. Билл, Билли. Большой Билл. Заика Билл. Стэн беззвучно произносит все варианты по очереди, как своеобразную мантру, и вот дрожь бьёт его уже не так сильно, потому что с приобретённым заново именем мальчишка враз оказывается реальным. Не галлюцинацией, не результатом переутомления, не проявлением фрейдистских проблем. Коньяк в стакане тем временем заканчивается, и Стэн, поразмыслив, наливает ещё.

Завтра в фирме выходной, и у него впереди — к счастью или нет — вся долгая, тягучая ночь. Он будет пить, пока не закопается в память ещё глубже, до самого-самого начала их общей истории. Будет пить, пока не поймёт, что же всё-таки было между ним и Биллом, таким знакомым и незнакомым одновременно. Будет пить, пока не провалится в измождённый, полный оранжевых сполохов тревожный сон, который откроет ему правду.

Рано утром Патриция находит мужа в гостиной. Стэн, всё ещё одетый, крепко спит в кресле, свесив голову набок, пустая бутылка из-под коньяка одиноко стоит на полу.

Патриция печально улыбается уголками губ. Ничего, совсем ничего не изменилось, как бы она ни старалась. Она на цыпочках подходит ближе, берёт с дивана пушистый полосатый плед, бережно накрывает им Стэна и почти неосязаемо целует его в переносицу. Стэн что-то бормочет, не просыпаясь. Промеж его бровей пролегает глубокая морщинка, на бледных щеках видны дорожки высохших слёз.

Патриция тяжело вздыхает. Каждое лето, в ночь на десятое августа, со Стэном происходит что-то странное. Странное настолько, что впору искать психолога — но Патриция не задаёт ему абсолютно никаких вопросов.

Она знает, что наутро он действительно ничего не вспомнит.

@темы: фанфикшен, G — PG-13, Билл Денбро, Оно (2017), Стэнли Урис, фб 18, Патриция Урис

---

[IT: The Losers Club]

Название: Противоречия
Канон: Оно (2017)
Автор: Streichholz
Бета: Собака серая
Размер: мини, 1089 слов
Пейринг/Персонажи: Генри Бауэрс/Стэнли Урис
Категория: слэш
Жанр: драма, романс
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: Генри бы сейчас выполнять задание учителя, а не позорно подглядывать через приоткрытую дверь, как Урис играет на фортепиано.

Оставаться после уроков в школе — не то чтобы худший вариант.

Генри хотя бы не приходится возвращаться домой, где его ждёт вечно озлобленный на весь мир и на собственного сына отец. Если тот узнает, что Генри в очередной раз обмакнул какого-то неудачника башкой в унитаз и подрался со старшеклассником — да он и сам уже в старшей школе, просто на год младше этого мудака — придётся снова отдуваться.

Шрамы от ремня заживают долго, Генри даже купаться нормально не может — вода бьёт струями по свежим и уже зарубцевавшимся ранам на спине. Он каждый раз шипит от боли, но продолжает терпеть, хотя на глаза рефлекторно выступают слёзы.

Генри ненавидит школу, но отца он ненавидит куда сильнее.

Ему бы сбежать из школы, из дома, свалить из Дерри к чертям и никогда больше не возвращаться в этот гиблый город, неясно почему ещё не вымерший окончательно.

Генри ненавидит Дерри сильнее всего на свете. Потому что он тут вырос, и именно тут его жизнь из года в год становится всё хуже.

Он сам становится злее, и контролировать собственную ярость не получается — да и не хочется.

В Дерри всё чаще — пасмурные дни, и тело пронзает проливным дождём. Как назло, чтобы капли снова и снова затекали за шиворот, раздражая раны на спине.

В Дерри — грязно, хмуро и серо.

Дома — страшно. По-настоящему страшно, потому что Генри не может сказать, не прикончит ли его отец в следующий раз. Потому что он сам начинает хвататься за нож, когда слышит резкие звуки или если отец вдруг зовёт его.

В школе… не так.

В школе есть кое-что. Кое-кто. И, наверное, это единственный человек, который заставляет Генри испытывать что-то, кроме ярости.

Стыд. Смущение. Интерес. И что-то ещё — непонятное.

Генри слышит, как из класса доносится музыка. Знает, что тонкие пальцы ритмично перебирают клавиши, попеременно ложась то на белые, то на чёрные, изгибаясь, издали напоминая пауков.

Генри бы сейчас выполнять задание учителя, а не позорно подглядывать через приоткрытую дверь, как Урис играет на фортепиано. Как ошибается, злится на самого себя и начинает сначала.

Он чувствует родство — и это так отвратительно, так неправильно. Сравнивать себя с одним из этих тупых неудачников. Сочувствовать одному из них. Видеть в нём отражение самого себя, потому что они оба — разочарование для семьи.

Урис ведь тоже ненавидит своих родственников.

За их требования. За то, что они хотят видеть его идеальным. Наверняка запрещают многое — из-за их ебанутой религии, суеверий, идиотских предубеждений.

За то, что весь последний месяц после уроков он вынужден оставаться в классе и репетировать — для какого-то школьного мероприятия, кажется. Генри их игнорирует.

Ему бы сейчас, взглянув на часы, радоваться, что можно сваливать, а не бесшумно приоткрывать дверь, зная, что за игрой Урис его не заметит. Что он всё равно не встанет из-за фортепиано ещё около получаса, и можно будет слушать его.

Генри слушает музыку не так часто. Он забрал наушники у Хэнскома и купил на собранные деньги потрёпанный плеер, чтобы слушать на нём найденные на барахолке кассеты с различной попсой, с роком и одну — с классической музыкой. Которую когда-то играл Урис.

Давным-давно, как будто в прошлой чёртовой жизни.

Он вслушивается, но не разбирается, а Урис снова останавливается, ругается — откуда он вообще такие слова знает? Услышь это его отец, наверняка бы заставил Уриса замаливать грехи, или как там эти фанатики себя ведут.

Урис сидит всегда прямо, как будто ему в задницу вставили древко от граблей. Смотрит на россыпь нот на странице — нарисовано всё от руки, Генри пару раз отбирал его тетради и громко смеялся, перебирая их, находя альбомные листы, исписанные нотами и бросая едкие комментарии. Он сминал страницы, швырял их на землю, но одну — сложил однажды в задний карман, а дома развернул, изучая, словно древний манускрипт.

Генри даже завидует — он не понимает всей этой возвышенной херни.

Он понимает, куда нужно ударить, чтобы человек согнулся от боли или начал задыхаться. Может дезориентировать соперника. Умеет прятаться, не издавая ни единого звука — и он был бы рад сказать, что это умение получил, играя в детстве в прятки, но нет. Когда его находили, он не просто передавал свою роль следующему. Его могли жестоко избить, оставляя на теле десятки синяков.

Он может неделю жить почти без еды, способен украсть что-нибудь или выбить из младшеклассника. Умеет угрожать и запугивать.

Но ничего из этого не вписывается в понятие «достойный человек», которого так хотел из него вырастить отец, если верить его словам.

Генри бы сейчас отойти, сбежать, пока его не заметили. Скрыться отсюда, чтоб никто не увидел, как он вслушивается в музыку. Не узнал, что он находился с Урисом в одной комнате дольше пяти секунд и не ударил его в спину, не попытался высмеять, не разорвал на части его тетрадь с нотами.

Чтобы не поняли, что он на самом деле чувствует, слыша эту музыку.

Генри хотел бы сесть рядом и играть вместе с ним — он видел такое по телевизору. Когда люди играют в четыре руки, помогая друг другу, создавая нечто совершенно новое, сталкиваясь локтями и касаясь пальцев друг друга. Мимолётно, едва ощутимо.

Отец тогда переключил, сказав, что это пидорская хрень, и не нужно ему к такому привыкать.

Генри его послушался, ему было лет пять тогда, и всё же эта игра запомнилась ему и теперь неустанно всплывает спонтанным желанием.

С его-то грубыми мозолистыми пальцами ему не гладкие клавиши перебирать, а жёсткие струны потрёпанной жизнью гитары, напевая под нос или просто мыча.

Но он не может отвести взгляд.

Он не играет — ни на чём.

Его руки — для драк и ножа, для того, чтобы ломать носы и кости, для того, чтоб перематывать их, когда костяшки снова сбиты от бесполезных яростных ударов в стену.

Но даже таким, как Генри, порой хочется коснуться прекрасного. Хочется не бить, а коснуться мягко и легко. Хочется, чтобы его приласкали, и чтобы не тянуло от этого шипеть, как облезший бродячий кот, и не пытаться огрызнуться в ответ на мягкость.

Ему бы сейчас колотить какого-нибудь из неудачников или метать ножи в дерево, а может — стрелять по пустым бутылкам и банкам из-под консервов, а не тянуться израненными костяшками к щеке Уриса, чтобы коснуться его бледной кожи.

Но он не может — и видит молчаливое принятие.

Он уже не в первый раз приходит в этот класс, слушая игру Уриса. И тот каждый раз замечает, но не подаёт виду.

И если поначалу Генри просто стоит, наблюдая из-за двери, не смеет приблизиться, то сейчас они оба понимают, что тянуть уже некуда.

Что они и без того разочаровали свою семью достаточно, и ещё один грешок ничего не изменит.

Генри бы сейчас выплёвывать ругательства, а не целовать Уриса — неуверенно, чтобы резко отстраниться, сжимая губы в тонкую линию. Материться, злиться, ударить — но не стоять, глядя в глаза Урису в надежде увидеть там понимание.

Оставаться в школе после уроков — не худший вариант.

Особенно если это — единственная возможность не чувствовать себя одиноким.

@темы: фанфикшен, G — PG-13, Оно (2017), Генри Бауэрс, Стэнли Урис, фб 18

---

[IT: The Losers Club]

Название: Библиотека, бейсбол, Бетховен, тревога. Уберите лишнее
Канон: Оно (2017)
Автор: s-schastie
Бета: Собака серая
Размер: мини, 1180 слов
Пейринг/Персонажи: Стэнли Урис/Майк Хэнлон
Категория: преслэш
Жанр: драма, повседневность
Рейтинг: PG
Краткое содержание: рядом с Майком Стэн ощущал себя в безопасности.
Примечание/Предупреждения: modern!AU. Вдохновлено видео, где Уайатт и Чоузен играют на фортепьяно.

Первое, что сделал Стэн, услышав предложение Майка — это закатил глаза. Он не мог отреагировать иначе, даже если речь шла о Майке, который буквально олицетворял всё хорошее, что было в Дерри.

Стэн довёл себя до ручки, трижды проверил электронный ящик, включил-выключил, включил-выключил, включил-выключил модем, позвонил провайдеру, чтобы удостовериться, оплачен ли интернет, едва не разбил телефон, пока слушал дурацкую мелодию, дожидаясь ответа оператора.

Стэн не в первый раз испытывал подобное, у него был запасной план. Требовалось срочно разобрать бардак в шкафу — или сделать подарок хлеву, в котором жил Ричи, — а Майк, который решил за ним заехать, предлагал библиотеку, баскетбол и Бетховена. Словно это был выход! Словно люди, которых он с трудом переносил и в лучшие дни, спорт, который не пользовался у него большим успехом, и фоно, на котором Стэн играл либо идеально, либо никак, помогли бы справиться с навязчивыми мыслями. Что его не приняли в университет, что его нигде не принимают, что он выброшен из системы, провалился ещё на старте, выбрал не ту таблетку.

Стэн убеждал себя, что Майк — его лучший друг и отличный парень, внимательный и чуткий. Он хочет ему помочь, даже если не знает как. Но в моменты обсессии рациональные мысли заглушали мысли-сирены: «Ты навсегда останешься в Дерри», «Обуза семьи», «Чего ждать от сына раввина, который толком не освоил ни Тору, ни иврит». Стэн пытался уговорить себя, что это не так, но, если задуматься, пользы семье и друзьям он действительно не приносил, без университета Стэн останется в Дерри до конца своих дней, и примерным евреем, как всегда мечтал отец, он не был. И порочный круг замкнулся.

Всё-таки Майк знал Стэна не так хорошо, как Ричи и Билл: тот не делился с ним своими «заморочками», а если Майк о них и догадывался, то вряд ли воспринимал всерьёз, как делал тот же Эдди.

— Стэн. Эй! — голос Майка он услышал, будто сквозь толщу воды.

Стэн поднял голову. Майк сидел рядом и смотрел на него с улыбкой Будды на лице. Стэн опустил глаза, и на секунду его охватил ужас; он быстро убрал руку и засунул её в карман брюк.

Видимо, он держал Майка всё это время, и теперь на его запястье останутся синяки.

Чёрт!

Стэн подскочил с места, едва удержав себя в вертикальном положении. Он был дезориентирован, в панике, и, чтобы успокоиться, одёрнул джемпер раз-другой, расстегнул-застегнул верхнюю пуговицу, поправил воротничок рубашки.

Майк по-прежнему сидел на кровати, по-прежнему улыбался, по-прежнему оставался спокоен. Стэн ему завидовал.

— Ну так что?

— Я…

Стэн напрягся. О чём там говорил Майк?

— Не обязательно делать всё из списка, — продолжил Майк, будто не замечал никаких странностей. Или деликатно обходил их стороной.

— Всё будет отлично. Слышишь, Стэн? Давай всё-таки прокатимся? Знаю, ты не поклонник бейсбола, но тебе понравится, — Майк на секунду замялся, протянул руку к его волосам. И не успел Стэн отодвинуться, как тот убрал застрявший в них листок, хмыкнув. — Или нет, зато понаблюдаешь, как я мажу.

Стэн не верил, что ему полегчает, понравится, или что Майк будет мазать… слишком уж часто. В конце концов, у него была спортивная стипендия. Но уйти из дома, проехаться, дать другому вести — это могло привести мозги Стэна в порядок.

— Ладно.

И пока Майк отходил в туалет, Стэн рванул к столу — проверить, на месте ли орнитологический атлас. Он не мог избавиться от страха, что родители выкинули его и остальные журналы про птиц, которые так бережно хранил Стэн, посчитав ненужным для будущего финансиста. Пускай для этих опасений не было оснований.

Уже в дверях Майка окликнула Андреа, и они о чём-то шушукались пару минут. Стэн пока накинул куртку и вышел на улицу, чтобы дождаться Майка возле старенького пикапа.

И когда Майк возник рядом, его глаза светились ярче, чем прежде, словно мама рассказала ему что-то крайне смущающее. Контраст с хмурым, напряжённым Стэном был огромный.

— Погнали? — спросил Майк и положил руку Стэну на плечо, несильно сжав.

Стэн кивнул и слабо улыбнулся. Рядом с Майком он ощущал себя как за каменной стеной. Не за Стеной Плача — стеной спокойствия. Хорошо, что навестить его решил именно он.

— Только не выше двадцати пяти миль в час, — серьёзно сказал Стэн, садясь на переднее сиденье и пристёгиваясь.

— Да, капитан, — ухмыльнулся Майк, поворачивая ключ зажигания и переключая коробку передач.

На поле вместе с ними оказалась только семья с двумя детьми — мальчиками лет десяти. Их разговоры еле долетали до Стэна, поэтому, закрыв глаза, он мог представить, что они здесь одни.

Майк бросил сумку на траву — Стэн не сдержался и брезгливо поморщился, — и достал бейсбольные мячи, перчатку и биту.

Только сейчас он заметил, как подходяще оделся Майк: в серые штаны и в беговые кроссовки. А когда Майк наклонился, чтобы их перешнуровать, Стэн поймал себя на мысли, что засмотрелся на его крепкие ноги и задницу… и тут же осёкся. Речь ведь шла о Майке! Самом неконфликтном, лёгком и беспроблемном члене их компании. О чём он только думает?

Майк аккуратно надел на Стэна перчатку, вручил ему мячи и провёл на место, где обычно стоял подающий.

— Я ужасный подающий, — уныло сообщил Стэн.

И с той же улыбкой, с какой Майк сидел в его комнате полчаса назад, отвернулся и быстро зашагал к базе.

— Представь, что мяч — это подтверждение из университета, а я — почтовый ящик в твоём доме, — крикнул Майк. — Ну, или вспомни прошлый год, когда я случайно засветил твою плёнку.

Ах! Вот это настрой.

Стэн дождался, пока Майк встанет на позицию и поудобнее схватит биту, собрал всю свою злость и накопившуюся тревогу, размахнулся и бросил мяч.

К его удивлению, мяч вышел кручёным, летел быстро, и Майк здорово его отбил, бросил биту и побежал, минуя одну базу за другой.

Как потом сказал Майк, он выбил хоум-ран, но Стэн всё равно отличный питчер.

Майк был добрым и вечно говорил ему что-то приятное.

А Стэн никогда не относился к его словам всерьёз. Хотя теперь, подача за подачей, когда напряжение Стэна спало до привычного минимума, он думал пересмотреть своё отношение.

Два часа пролетели, как две минуты, солнце уже опустилось, и стало заметно прохладнее. Майк весь вспотел и мог легко простудиться; они стали собираться.

Стэн отдал Майку перчатку, и тот приобнял его за плечи, выражая молчаливую поддержку. Ну, или выражая самого себя — хорошего соседского парня.

Стэн и впрямь был благодарен, но не знал, как это выразить.

А на выходе с бейсбольного поля Майка нагнали трое парней в таких же, как у него, бомберах и спросили, когда следующая тренировка и пойдёт ли Майк на встречу команды в пиццерию в субботу. Наконец заметив Стэна, они вразнобой поздоровались и, глянув на Майка, предложили Стэну пойти с ними. Он только сказал в ответ: «Привет», поёжившись от внимания к своей неприметной персоне.

Стэн до сих пор сживался с реальностью, в которой Майк был популярным парнем, на Ричи засматривались и девушки, и парни, а Генри и компания не пользовались авторитетом в школе.

— Не понимаю, как твои волосы выглядят настолько идеальными даже после игры, — между делом заметил Майк, садясь в машину.

Стэн покраснел, но вместо того, чтобы принять комплимент, сказал:

— Это потому, что я играл правой рукой, а ты носился по всему полю.

Майк расхохотался, и когда Стэн осознал, что именно ляпнул, они уже оба смеялись, заглушая шум мотора и голос Кэти Перри по радио.

«План Майка, — вдруг понял Стэн, — напоминал вопрос из теста. "Библиотека, бейсбол, Бетховен, тревога. Уберите лишнее"».

Он бы никогда не подумал, что тревогу можно исключить из уравнения своей жизни даже на пять минут.

@темы: фанфикшен, G — PG-13, Оно (2017), Стэнли Урис, Майк Хэнлон, фб 18

---

[IT: The Losers Club]

Название: Свадьба лучшего друга
Канон: Оно (2017)
Автор: Bakaman
Бета: Собака серая
Размер: мини, 2217 слов
Пейринг/Персонажи: Билл Денбро, Ричи Тозиер, остальные из Клуба
Категория: преслэш, слэш (местами)
Жанр: романс, драма, юст
Рейтинг: пограничный
Краткое содержание: идеальному жениху — идеальный шафер.

— Ребят, извините, что вот так дёрнул вас посреди недели, — Билл поднялся со своего места и обвёл компанию долгим торжественным взглядом. И хотя он старался держать лицо, всё равно выглядел каким-то подозрительно счастливым. Ричи напрягся и попытался вспомнить, когда в последний раз видел друга таким: сияющим, как начищенный пятак, и радостным до неприличия.

У него недавно был секс, причём отменный, отстранённо подумал Ричи, делая очередной глоток из своего стакана.

— Я женюсь, — наконец-то объявил Денбро.

Ричи едва не подавился от такой новости. Пару секунд за их столом стояла мёртвая тишина, пока Эдди не воскликнул, запустив целую волну криков и поздравлений:

— О боже, Билл, это замечательно, поздравляю! Я так рад за вас с Одрой…

Остальное прошло мимо ушей, в этот момент Ричи будто оглушили, будто кто-то выбил из-под него стул, и он упал, растелившись на полу, как клоун. Смешно, ну просто до слёз. Единственное, чему он мог порадоваться, так это что сейчас он всё-таки сидел, а не стоял на внезапно ослабевших ногах.

Ну конечно же. Одра. Как он мог забыть, ведь Билл, кажется, называл её имя. Пару раз. Пару десятков раз? Миллион раз? Как он мог упустить это из виду? Ведь она «такая замечательная и совсем не похожая на других».

Ричи почувствовал пивную горечь на языке. Лагер уже не казался таким вкусным. К горлу подкатило что-то невыносимо горячее. То ли рвотный спазм, то ли слёзы.

Когда он плакал в последний раз?

Под шум поздравлений на столе оказался поднос, битком забитый шотами. Ричи так и не понял, кто успел заказать его на их столик.

Заставив себя подняться, Ричи опрокинул сразу две порции виски и подумал, что это весьма странно, ведь обычно в таких случаях (в случаях, когда ваш лучший друг и бывший любовник внезапно объявляет о своей помолвке) пьют шампанское, а затем разбивают бутылку о корабль.

(В добрый путь, старина.)

У себя в голове Ричи уже написал не одну обличительную подводку для будущего вечернего шоу на радио. О любовницах от первого брака. Кинки Брикфейс, секс-бухгалтер, разоблачит этот лживый институт!

«Потерял голову от любви, а в браке — обнаружил потерю».

Брикфейс истерил и натужно смеялся, в то время как его собственный голос, тёплый и уверенный, голос Ричи-Тозиер-в-полном-порядке, ласкал уши, связывая их дружескую болтовню в единую песню радости. Ему почти удалось обмануть себя, но не чуткий стэновский слух. Его обмануть было невозможно — Ричи фальшивил со своей партией как никогда.

Кто-то пробрался к музыкальному автомату, заиграла «На ушко мне шепнули» Марвина Гэя.

«…спорим, ты гадаешь, откуда я узнал».

— Недурно, — криво улыбнулся Ричи и увлёк стоявшего рядом с ним Эдди в неуклюжий пьяный танец.

Эдди смеялся и наступал на ноги, а Ричи старательно избегал смотреть в сторону Билла. Сегодня он терял своего лучшего второго пилота, и теперь в их холостяцком клубе остались только он и Бен. Но перепить Бена было почти нереально, можно даже не стараться. Ричи понимал: если, кто и виноват, то только он.

«Ты сам всё просрал, и ты это знаешь. В общем, ничего нового, всё та же старая песня, да, Ричи?»

Ричи правда всё понимал, но легче от этого не становилось.

Он терял их, терял их всех. Первым стал Эдс, чья девушка с полноватым и плаксивым лицом (и просто вылитая копия его матери), Майра, заарканила его, словно телёнка. Потом ушли Стэн, Бев и Майк.

Два года назад Майк переехал в Атланту со своей новой женой. Беверли вышла за мудака, который прибрал к рукам весь её бизнес и поколачивал её время от времени, со скуки или, как утверждал он сам, в воспитательных целях. Ричи ненавидел Тома и всякий раз, когда замечал тёмные пятна синяков под тонкой блузкой Беверли, мечтал придушить этого козла голыми руками. А что касается Стэна… он овдовел прошлой весной, на следующий день после того, как у Хэнлонов родилась их первая дочь.

Как ни посмотри, а всё, что связано с семьёй и браком, казалось Ричи отстойным и нервотрёпным предприятием. Неужели теперь он потеряет ещё и Билла? Скорее всего, так и случится. Билл оставит его одного и отчалит в страну серьёзных отношений и взрослой жизни. Ричи поёжился — на душе стало скверно.

Две следующие недели прошли в пьяном угаре на квартире старого кокаинщика Лу, с которым они когда-то работали на одной радиостанции. Стэн приехал за ним рано утром накануне мальчишника. Чертыхнулся, запнувшись о преградившее проход тело, а затем едва не угодил новенькими, вычищенными до блеска ботинками в чью-то блевотину. Брезгливо сморщился и огляделся.

Когда взгляд упал на знакомую лохматую макушку, он стремительно двинулся к Ричи, буквально за шкирку вытащив того из провонявшей травой и абсентом манхэттенской квартиры.

Ричи хотел поговорить со Стэном в такси, может, даже извиниться, но во рту вдруг стало сухо, как в пустыне Мохаве, и потому он решил отложить разговор до лучших времен. Его отец любил говорить: утро вечера мудренее, — но Ричи казалось, что источник его мудрости уже давно пересох. Он даже не стал напрягать лицевые мышцы, выдавливая из себя свою самую обезоруживающую улыбку: «Прости меня, Стэн, я тот ещё придурок, но ты же всё равно любишь меня», отвернулся к окну и уснул.

Уже сидя на чистой и светлой кухне Уриса и морщась от шума кофеварки, Ричи в полной мере осознал весь масштаб потери. А ведь Билл предлагал ему съехаться… Что же он тогда ответил? Поднял его на смех, отшутился. Господи, какой же он мудак.

Денбро был не просто лучшим другом или, как это говорится, другом с особыми привилегиями, с которым он потрахивался время от времени. Билл дарил ему ощущение дома и безопасности. Рядом с Биллом Ричи ощущал себя нужным, таким, как он есть, без дурацких ужимок и перебивающих друг друга голосов. И теперь, медленно срастаясь с этой новой мыслью, Ричи чувствовал себя то ли осиротевшим, то ли обездоленным.

Спустя неделю Ричи точно так же будет сидеть на этой кухне, позволяя Стэну разобраться с непослушным галстуком-бабочкой на его шее, и Стэн наклонится и бросит на Тозиера предупреждающий взгляд: «Только без глупостей, Ричи».

От каких именно глупостей пытался предостеречь его Стэн, Ричи так и не понял, но в голове зазвучал торжественный голос какого-то киношного священника: «Если среди присутствующих есть те, кто против этого брака, говорите сейчас, или молчите вечно!»

На вечеринку, помимо их Клуба, пришли ещё пара друзей Билла, с которыми тот вёл переписку и когда-то ездил по библиотекам мелких провинциальных городков, презентуя своё творчество. Это было ещё до выпуска его первого романа, отпечатанного небольшим тиражом и, к удивлению издателей, да и самого Билла, сумевшего выстрелить прямо в цель. Разгромная колонка в Таймс сделала своё дело, и небольшой роман смели с полок за считанные дни. Мелкое и никому не известное издательство ещё год кормилось с романа «Firebird», используя невыгодный контракт Билла в свою пользу. Больше Денбро таких ошибок не допускал.

Сидя мужской компанией, они выпивали, выкрикивая неприличные тосты, и смеялись едва ли не до слёз. Выпивка лилась рекой, и мальчишник проходил на славу. На какое-то время Ричи даже удалось расслабиться, забив на причину и повод, пока стук в дверь, перекрывший музыку, не раздался на весь номер. Друзья переглянулись между собой, Эдди пожал плечами и пошёл открывать. Обратно он вернулся под руку с высокой и фигуристой доминиканкой в платье, настолько коротком, что Ричи смог разглядеть цвет её трусиков, таких же красных, как лицо Эдди в этот самый момент.

— Это, наверное, какая-то ошибка, мы заплатим, но… — запинаясь, промямлил Каспрбрак. На фоне этой экзотической красотки он выглядел, как маленький смущённый мальчишка, так что в итоге Ричи просто сжалился над беднягой. Все смотрели на него с полной уверенностью, что идея вызвать стриптизёршу на мальчишник Билла, несомненно, дело его рук.

Репутацию не пропьёшь, гадко хихикнул Кинки Брикфейс в его левое ухо. Потерев руки, Ричи поднялся с дивана.

— Добро пожаловать на наш балаган, — разведя руками, Ричи торжественно поприветствовал стриптизёршу. — Выглядите прелестно и, я уверен, похитили не одно мужское сердце.

Девушка слушала его без особого интереса; по всей видимости, она не поняла даже и половины из всего сказанного, и только когда Ричи спросил её имя, впервые открыла рот.

— Наоми, — произнесла она тяжёлым грудным голосом.

— Немного коленной румбы, да? — Ричи усмехнулся, отсалютовав бокалом в сторону виновника торжества.

Билл сделал страшные глаза, бросив убийственный взгляд в сторону Балабола, но тот никак на это не отреагировал.

— Если будет музыка, — с акцентом ответила девушка.

— А ты знаешь толк, — Ричи одобрительно кивнул и подошёл к проигрывателю, запустив новую пластинку Сиксто Родригеза, а затем с чувством выполненного долга (сладкой мести) удалился в сторону широкой лоджии.

Он своё дело сделал, теперь можно и покурить. Ричи не видел, как Билл рассмеялся и совсем необидно увернулся от прикосновений Наоми, усадив на своё место Бена.

Стог достойно принял танец, а под конец по-джентльменски поцеловал девушке руку и даже вызывал для неё такси.

Ричи обернулся на звук хлопнувшей балконной двери. Подойдя ближе, Билл встал рядом, облокотился о перила и жестом попросил угостить его сигаретой. Ричи достал пачку «Red Apple».

Крепко затянувшись, Билл выразительно посмотрел на Ричи и покачал головой. А затем не выдержал и весело рассмеялся. Ричи подхватил его смех.

— Угадай, чем похожи все начинающие писатели и стриптизёрши?

— Это что, загадка? — Билл насмешливо приподнял брови.

— Ну, вроде того.

Билл призадумался на несколько минут, а потом пожал плечами и в конце концов сдался.

— Не знаю, чем?

— Нарочито выдуманными именами — Наоми, Кристалл, Даян…

— Ричард Бахман, — продолжил Билл. Переглянувшись, они расхохотались.

— Ты не поверишь, но это не я её вызвал, — наконец-то отсмеявшись, признался Ричи.

Билл повернул голову в его сторону и усмехнулся.

— Ты прав, — зажав окурок между средним и большим пальцами, он одним щелчком отправил его в свободный полёт вниз, а затем снова развернулся к Ричи. — Я тебе не поверю.

— Тот случай, когда не поспеваешь за собственной репутацией, — Ричи опустил подбородок, выпуская струю дыма себе под ноги. Билл приблизился и осторожно прикоснулся к его локтю.

— Хотел ещё кое о чём тебя попросить.

Сейчас он попросит меня стать его шафером, испугался Ричи.

— В прошлый раз ты так напился, что я решил отложить это до мальчишника. В общем…

Последовала долгая пауза, во время которой Ричи полез в карман и, найдя там зажигалку, сжал её скользкими пальцами.

«А кто ещё, если не я? Интересно, у Одры есть симпатичные подруги? У Билла новый незнакомый одеколон, и он ему не идёт. Если я подпалю на себе брюки во время церемонии, это что-то изменит?»

«Ну давай же, Билл, скажи это. Скажи!»

— Станешь моим шафером? — задав вопрос, Билл посмотрел безжалостным и прямым взглядом. Ждал. Ричи понял совершенно ясно: сейчас всё зависело от его ответа.

«Ваш мальчик очень активен…»

«Даже для его возраста это…»

Говорите или молчите вечно.

Неужели священники действительно произносят подобное на настоящих свадьбах? Ричи не мог вспомнить — к тому моменту он либо уже бывал сильно пьян, либо флиртовал с одной из подружек невесты. Какое счастье, что женщины умеют любить ушами!

«Ричи гиперактивен, потому что…»

Ричи пару раз качнул головой, словно попытался вытряхнуть из неё все лишние мысли, сглотнул нервно, так как на секунду ему показалось, что сейчас его стошнит собственными голосами. Он выблюет их все до последнего и, как завещал киношный священник, замолкнет навечно.

Голова дёрнулась в утвердительном кивке, Ричи просипел в ответ что-то совершенно невнятное, попробовал ещё раз, но когда понял, что не в силах справиться с голосом, бросил эти бесполезные попытки.

Билл скользнул ладонью по плечу, рука переместилась на плечо, затем на шею. Лёгкое прикосновение, ласковое и чуткое, оно не несло в себе никакого подтекста и одновременно с этим напомнило Ричи об очень многом. О их прошлом. О его будущем. Мутном и неопределённом, в котором он снова остаётся один.

Ричи вспомнил их последний раз. Это было полгода назад, перед отъездом Билла в Неаполь. Он проснулся от странного гнетущего ощущения и, проморгавшись, наткнулся на взгляд Билла.

— Ты в курсе, что это немного жутко?

— Ты опять уснул в линзах.

Ричи застонал, почувствовав неприятную стягивающую сухость, и потянулся рукой к прикроватной тумбочке. Нашарив контейнер, быстрым и отработанным движением избавил себя от линз. Теперь он мог снимать их без зеркала, прямо так, на ощупь. Ощутив временное облегчение, он прикрыл веки. Билл немного сдвинулся, матрас рядом с Ричи прогнулся и запружинил, Билл прижался к его боку.

Они занимались сексом всю ночь. Ричи лежал на спине, закрыв глаза и чувствуя, как Билл двигается в нём, совершая осторожные и плавные толчки, ловя дыхание у самых губ.

— Ты любишь меня?

— Что ты…такое… несёшь? — дыхание смялось, порвалось, как бумага. В ушах гремел пульс: он услышал отдалённый стон гор, огромная трещина в камне разошлась, расколов его надвое.

Ричи распахнул воспалённые глаза. Нависнув над ним, Билл смотрел, не отрываясь и не моргая, и что-то в выражении его лица насторожило Ричи.

Только теперь он понял, что именно — Билл прощался с ним.

И снова ощущение песка в глаза — пустыня Мохаве, проклятая и иссушенная земля. Слёз больше не осталось. Вообще ничего.

— Эй, ты как будто не рад. В чём дело? — Денбро попытался заглянуть ему в лицо, но Ричи легко увернулся и заставил себя рассмеяться. И уже сам прижался к Биллу, стискивая его в крепких объятиях.

— Я рад, чертовски рад за тебя, Большой Билл, — он сглотнул подкативший к горлу огненный ком, схватил Билла за шею, жарко и сбивчиво зашептал. — Будь счастлив, Билл, будь счастлив за нас всех.

Через две недели Ричи трезв, как стекло. Стены церкви, впитавшие в себя запах благовоний, устремлены ввысь, и каждый звук разносится по помещению торжественно и внушительно. Аромат цветов витает в воздухе и пьянит, словно медовая вода. Ричи стоит по правую руку от Билла, по другую сторону от собственных мыслей и чувств.

Одра в подвенечном платье красива как-то не по-человечески, а Билл выглядит счастливым и очень-очень гордым. Ричи считает, что это самое главное.

Ричи не делает никаких глупостей, не подпаливает на себе брюки, не напивается и даже не теряет кольцо.

Идеальному жениху — идеальный шафер.

Их голоса сливаются, когда они дают клятву: согласна, беру, да.

Такие простые и правильные слова.

Почему Ричи не догадался произнести их раньше?

@темы: фанфикшен, G — PG-13, Клуб неудачников, Билл Денбро, Оно (2017), Ричи Тозиер, фб 18

---

[IT: The Losers Club]

Название: Об айфонах и не только
Канон: Оно (2017)
Автор: Фоернутая
Бета: Собака серая
Размер: мини, 1117 слов
Пейринг/Персонажи: Стэнли Урис, Ричи Тозиер/Эдди Каспбрак
Категория: слэш
Жанр: флафф, повседневность, щепотка юмора
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: кто, если не Стэн?
Примечание: модерн!АУ, АУ без Пеннивайза, современность и розовые очки

Дождь лил как из ведра, и вода с дырявой крыши остановки капала прямо за шиворот. Мимо, как назло, не проезжало ни одной машины, городской автобус, похоже, появляться не собирался, а тучи и не думали светлеть. Угораздило же попасть в грозу так не вовремя.

— Да чёрт, где же он? — Стэн всматривался в экран, прикрывая его ладонью. Сеть то пропадала, то появлялась, из-за чего, видимо, GPS-навигатор категорически отказывался работать и не показывал даже их точное местоположение. — Не могу онлайн-карту с дорогами открыть, всё виснет.

— Вот же ж блядство, — Ричи поморщился. Мокрая футболка с цитатой из песни Бадди Холли облепила его грудь, голубые кеды были замызганы грязью, а намокшие шорты приходилось всё время подтягивать, чтобы не свалились. — Сто раз тебе говорил, что от яблокофонов никакой пользы и одни червяки, а ты «айфон», «айфон»... Доайфонькались, ага.

Стэн косо глянул на него, изогнув бровь.

— Это-то тут при чём?

— Ты тупой, что ли? — Ричи, недавно раздолбавший свой китайский смартфон и теперь ходивший без всякой связи, стащил запотевшие очки, протёр их краем футболки и водрузил обратно на переносицу. — Вот будь у нас «Нокия», перед ней тотчас расступились бы все воды! Да на нас бы ни одна капля не попала! А не, ещё лучше — на нас бы вместо дождя пролилось красное вино! Как думаешь, мы бы сразу опьянели вхламину?

— Иди ты в жопу, Тозиер.

От айфона, впрочем, действительно не было сейчас никакой пользы, к тому же на нём уже садилась батарея. Стэн в очередной раз обновил навигатор, тот смилостливился и показал, что ближайший автобус уехал от их остановки пять минут назад, а новый… Нового в расписании не стояло в принципе.

— Прекрасно, — буркнул Стэн и убрал телефон в сумку, которая, к счастью, ничуть не промокла. — Если бы ты так долго не ворковал с Эдди перед выходом, мы бы успели и сейчас ехали бы себе спокойно обратно в центр.

— А чего я-то? — фыркнул Ричи. — Если кто и виноват, то это мамашка Эдса. Нет, серьёзно, нахрена она отвезла его в такую глухомань на всё лето? Здоровье укрепить? Я что-то не понимаю, как на Пустоши — ты её видел вообще? скукотища! — можно укрепить что-то, кроме правой руки.

Стэн не сдержался и ухмыльнулся. Соня Каспбрак действительно увезла Эдди в самое унылое место, которое он когда-либо видел за шестнадцать лет: на Пустоши, хоть она и находилась всего в ста километрах от Дерри, вместо торговых центров, кинотеатров и баскетбольных площадок были только полузаброшенные коттеджи, непрополотые грядки и сорная трава высотой в два метра, а то и больше. Неудивительно, что Эдди так обрадовался, когда Ричи со Стэном взяли и нагрянули к нему без всякого предупреждения, да ещё привезли кучу сладостей и игровую приставку с последним эксклюзивом про андроидов.

— Жаль, Билл с нами не поехал, — Стэн посмотрел вдаль, на пустую серую трассу. Видимость из-за дождя была отвратительная, размывался даже красный знак о запрете движения на велосипедах. — У него после того случая с Джорджи всегда есть с собой лишние деньги на такси… Надо было уж тогда у Эдди остаться, что ли. Как-нибудь бы переночевали.

Ричи с сожалением кивнул и полез в карманы, где нашлись только автобусные билетики, пара центов, сухая пачка сигарет и блестящий квадратик презерватива, которому Стэн совсем не удивился.

— Мельчаешь ты что-то, Рич, — подметил он с серьёзным видом, и Ричи быстренько стал распихивать всё обратно. — Раньше целыми лентами таскал, что случилось с твоим тестостероном? Тоже на Пустошь уехал?

Ричи странно посмотрел на него и не ответил, погрузившись в какие-то мысли. Между делом он вытащил из пачки сигарету и сунул в рот, после чего вдруг досадно промычал и выхватил её пальцами.

— Твою мать, зажигалки-то нет! У кровати дома оставил! — горестно оповестил он, и Стэн, который, в общем-то, не курил и никогда не испытывал подобного разочарования, прыснул в кулак. — Нет, слушай, ещё один звук, и я утоплю тебя под водостоком, клянусь папой Элвисом.

— Ты просто ещё не представляешь, как тебе повезло, — Стэн порылся в сумке и протянул Ричи синюю зажигалку с белоголовым орланом. — Специально для тебя ведь таскаю, можешь не благодарить.

— Ага, ладушки. Всё равно я в команде Бэтмена, Стэн-Супермен, — улыбнулся Ричи и с наслаждением закурил. Остановку наполнил ароматный, совсем не горький дым, но Стэн всё равно отодвинулся подальше. — И давно ты догадался?

— М? — посмотрел Стэн на Ричи. — Догадался о чём?

— Да не строй ты из себя невинного ягнёнка, ты же не Бен, — Ричи выпустил дымное бесформенное облачко, которое в теории должно было явно стать кольцом. — Обо мне и Эдди. Вернее, только обо мне. Насчёт меня к Эдди… Короче, просто кивни и всё.

Стэн кивнул. Они помолчали, сигарета Ричи тлела медленно, лишь по счастливой случайности не попадая кончиком под капли с крыши.

— Значит, ты к Эдди… М… — Стэн скрестил руки на груди, побарабанил пальцами. — Неравнодушен? Так, выходит?

— Ага, — нехотя откликнулся Ричи, уже стопроцентно жалевший о теме разговора. Уши у него порозовели, пальцы задрожали. — Так давно ты догадался-то?

Стэн посмотрел на наручные часы.

— Полторы минуты назад узнал, — и широко улыбнулся, когда сигарета упала на сырую землю. — Да шучу я, боже, чего ты такой нервный? Честно, Ричи, тут только слепой не заметит, как ты на него смотришь. И Бев уже догадалась, и Билл меня тут недавно спрашивал, показалось ему или нет... Ты и сегодня хотел один поехать, но побоялся потеряться и потому позвал меня. Я прав?

— Ничего-то от тебя не укроется, картограф ты наш, — фыркнул Ричи, запустил руку в свои влажные, ставшие упругими завитками волосы, почесал затылок, провёл ладонью по задней стороне шеи. — Серьёзно, что ли? Так заметно?

— Раз Эдди не заметил, значит, нет, — успокоил его Стэн. — Ну, или у него к тебе такие же чувства, и поэтому вы оба бревна в глазу не замечаете… И да, чтобы ты знал. Мы все к этому спокойно относимся. В этом… нет ничего ненормального или неправильного. Ну, нам так кажется.

— Вы разговаривали об этом? — тихо спросил Ричи, застыв.

— Естественно, — кивнул Стэн. — Мы же твои друзья и всегда ими будем, даже если ты, не знаю, решишь уйти в монахи или побриться налысо.

— И что мне... Что мне делать теперь? — Ричи сунул руки в карманы шорт, вынул, сунул снова. Облизнул губы, выдохнул, подёргал футболку. Стэн с трудом сдерживал смех, наблюдая за ним, пусть и понимал, что Ричи сейчас движет облегчение, волнение: первый каминг-аут в его жизни и незримая, но такая важная поддержка. — Стэн, вот что, а?

— Как вариант — вернуться к Эдди, — пожал плечами Стэн. — Я так-то не зря сунул в коробку с приставкой два джойстика и загрузил парочку кооперативных игр. Подумал, что если ты решишься, это будет очень кстати.

Ричи в ступоре смотрел на него секунд двадцать, после чего резко заправил футболку в шорты и рванул с остановки в сторону коттеджа Эдди. Где-то через метра четыре он обернулся, помахал и побежал дальше, постоянно поскальзываясь на лужах и чудом не падая. Дождь тем временем уже стал гораздо тише, облака постепенно набухали солнечным светом.

Стэн, оставшись в одиночестве, довольно хмыкнул, достал из сумки телефон и обновил GPS-навигатор. Автобус должен был подойти ровно через две минуты.

@темы: фанфикшен, G — PG-13, Оно (2017), Ричи Тозиер, Эдди Каспбрак, Стэнли Урис, фб 18

---

[IT: The Losers Club]

Название: О дружбе
Канон: Оно (2017)
Автор: твой радист
Бета: мингус, Собака серая
Размер: мини, 1812 слов
Пейринг/Персонажи: Ричи Тозиер, Беверли Марш
Категория: джен, гет
Жанр: повседневность
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: Беверли было плохо. Ричи был рядом.

читать дальше>

Было душно.

Не спасала ни холодная вода из-под крана, которой Ричи щедро умылся несколько раз, ни включённый в комнате вентилятор, ни ледяное мороженое, которое они делили с Бев, откусывая от молочного пломбира по очереди.

Бев. Она всё ещё шмыгала носом и без конца утирала припухшие от слёз глаза. Ричи бездумно пялился на веснушчатые коленки — без задней мысли. Да и без мыслей вообще — всё лучше, чем смотреть в грустные голубые глаза, обиженные на весь мир, и глупо молчать.

А всё потому, что Билл Денбро — мудак.

Если бы было нужно — Ричи бы подписался под своими словами, составил бы официальное заявление и отослал Денбро голубиной почтой. Ну серьёзно. Билл повёл себя, как настоящий мудак. Как можно было обещать такой чудесной рыжей и сногсшибательной Беверли пойти на выпускной вместе, а потом засосаться с Сильвией с параллели у шкафчиков на большой перемене?

Даже Бен, если бы всё ещё жил в Дерри и тусил с неудачниками, сказал бы, что Билл мудак, а Бен вообще никогда не произносил скверных слов вслух.

— Я выгляжу ужасно, да? — сипло спросила Беверли. Контур её губ размазался и припух. Алое бесформенное пятно.

Рыжим людям плакать не рекомендовано, странно подумал Ричи.

Людям вообще не рекомендовано плакать, но кто такая жизнь, чтобы их слушать, верно, чел?

— Ты выглядишь лучше всех в мире, детка, — весело ответил Ричи. — Доедай скорее эту вкусняху, пока не растаяла.

Он протянул Бев последний кусочек мороженого на палочке.

Она улыбнулась в ответ — немного вымученно, грустно, но улыбнулась. Теплее.

Ричи потянулся и заодно оглянулся в поисках салфеток.

— Не реви больше, милашка, — он протянул Бевви пачку, которую нашарил на полу у постели.

— Спасибо, Ричи...

— Да брось.

— Я не знаю... Боже, это так тупо, да? Сижу у тебя дома. Занимаю время. Жалуюсь на Билла, а он ведь твой лучший друг. И мой лучший друг...

Ричи передвинул очки к переносице, потёр уставшее место. Покачал головой.

— Н-неа, красотка, друзья не играют на чувствах друг друга. Билл может быть мне и тебе другом хоть десятки, сотни, тысячи сотен раз, но поступать так было стрёмно. Неудачники так не поступают.

Белая пломбирная капля упала Беверли на ладонь, и она неловко слизала пятно с бледной кожи, не тронутой ещё загаром.

Лето 1994 года только-только заглянуло в Дерри. Бойко пробежалось по улицам, оживило городские фонтаны, согнало прохладный весенний ветерок. Раннее лето было чудесным временем для выпускных хлопот, для Пустоши, для отдыха и лежания на траве у карьера.

Раннее лето никак не вязалось с грустью. Ну уж нет.

Ричи умилялся и одновременно сочувствовал: Беверли без конца мучила кончик завязанной у талии яркой рубашки, которая была так похожа на его собственную — что-то почти гавайское. С цветами.

Надо бы подарить Беверли цветы — и все печали пройдут. Цветы всегда волшебно действовали на маму и на учительниц в школе...

— Твои родители вообще бывают дома? — вдруг спросила Беверли, видимо, решив сменить тему.

Ричи охотно поддержал её.

Каждые выходные предки уезжали в горы. Или на озеро. Или в Портленд — отдохнуть, зависнуть в мотеле и съездить на очередную встречу выпускников какого-то там лохматого года.

Ричи не вникал в подробности. Их жизни шли параллельно. С тех самых пор, как он научился пользоваться плитой, самостоятельно решать уроки и ходить в школу, родители переключились друг на друга.

— Бывают, конечно. Сейчас они вроде бы в коттедже с партнёрами по работе. Весь дом в моём распоряжении, роскошно, да? Хочешь, закатим вечеринку? — подмигнул Ричи, потянувшись за сигаретами.

Пачка вредно спряталась за подушкой, и пришлось повозиться.

Беверли рассмеялась немного нервно, обняла себя за плечи. Помолчав, она тихо сказала:

— Только не говори никому из ребят, что я была тут, хорошо?

— Само собой, Бевви, само собой, — Ричи деловито подкурил себе кислотно-жёлтой зажигалкой с нарисованным попугаем. Эту зажигалку в магазинчике у остановки купил Стэн, чтобы опалить пушистые концы шнурков на своих кроссовках, а потом отдал её Ричи со словами «куряге нужнее».

— Я просто чувствовала, что к тебе прийти было можно. Что ты... что ты не скажешь, что я пускаю сопли на ровном месте, понимаешь?

— Конечно, — пробормотал Ричи в ответ, задумчиво вертя в руках зажигалку. — Ничего не пустое место. Чувства, красотка, это не пустое место.

— Да? — севшим голосом переспросила Беверли, скованным движением прося у него сигарету. Ричи послушно протянул к ней руку.

Бев курила быстро, словно не в затяг — сизый дум густо растёкся между ними, у Ричи на мгновение закружилась голова — не то от жары, не то от едкого запаха, а может быть, и от всего вместе.

А может быть, от того, что Беверли вдруг оказалась чертовски близко. Она взглянула на него из-под ресниц, и что-то странно, по-новому ёкнуло в груди Ричи.

Так ёкало однажды, когда в том году на детской площадке, где Ричи пришлось зависнуть с велосипедом — качал колёса насосом, — к нему подошла Энни, что жила через три дома. Она дружелюбно предложила помощь, и они даже поговорили, хотя за столько лет в Дерри не обменялись и словом. Ричи тогда не на шутку разволновался — девочка, и так близко к нему.

Как Беверли сейчас.

Она, кстати, упёршись ладонями на постель, вытянулась навстречу Ричи. Влажные губы коснулись его щеки в неожиданном поцелуе.

Бев отстранилась, шаря сосредоточенным взглядом по его лицу, будто читала книгу и искала ответ. Будто решала для себя важную задачку, про условия которой Ричи ничего не знал.

Бросив окурок в пепельницу, дрожащими пальцами Беверли расстегнула первые три пуговицы своей расчудесной рубашки. Ричи сглотнул вязкую слюну.

В комнате стало нестерпимо, просто адски жарко.

— Что ты делаешь? — тяжело обронил он.

— Ничего.

Бев молча стянула рубашку с плеч. Вместо лифчика, какие обычно Ричи видел в журналах, на Бев был короткий тканевый топ на лямках. Соски остро просвечивали через ткань. Две точки, от вида которых Ричи стало труднее дышать.

Беверли подползла к нему по постели.

— Беверли?

На коже с веснушками чётко было видно мурашки.

Ричи видел, как дрожали её губы, он застыл, не в силах пошевелиться. Беверли осторожно села на его бёдра сверху, и их лица теперь оказались друг напротив друга.

— Бев... — сдавленно прошептал Ричи, тревожно вглядываясь в покрасневшую кожу вокруг голубых глаз. Её ресницы были всё ещё мокрыми от слез, но взгляд — взгляд Беверли изменился.

Она смотрела на него уверенно, как человек, который точно знал, что делать.

Но Ричи всё равно не верил. Не могло быть такого. А как же... Как же?

— Что ты творишь, красотка? — недоверчиво спросил он. — Мы переходим все границы, — уже тише. — Осторожнее, — отчаянным шёпотом.

Тепло её тела восхищало, Ричи представлял тысячи раз, каково это — обнимать девчонку так близко, держать её в своих руках, трогать её грудь, трогать её там...

И никогда — чтобы это была Беверли.

Но реальность рисовала другую картинку: Бев действительно сидела на нём, и их тела были близко к друг другу, так близко, что Ричи становилось и дурно, и хорошо.

— Я... Я хочу этого, Ричи. А ты? — Беверли обхватила его лицо ладонями. — Ты хочешь?

Всё внутри дрожало. Как дрожало стекло в магазине комиксов на Палмен-стрит, когда рядом по путям проезжал трамвай — отчаянно, звонко, грозясь разбиться на мелкие кусочки.

Тело — хотело, никаких сомнений. Внезапное возбуждение горячей волной обожгло живот, пах, застыло и сконцентрировалось внизу. Ричи почувствовал, что у него встал.

Но всё равно... всё было неправильно, слишком абсурдно, слишком... слишком. Впервые в жизни Ричи потерял мысли — в голове отчаянно звенела пустота.

— Не пойми меня неправильно, Бев, — осторожно прошептал он. — Ты очень красивая. Очень хорошая. Ты — чудо. И, наверное, уже почувствовала, что у меня встал. Так что да, я хочу, но... — жар разлился по щекам, продолжая свой путь дальше — по горлу, так, что оно вмиг пересохло, ещё дальше — по груди, чтобы завести сердце на новый уровень скорости. Ричи, не думая, случайно сжал талию Беверли, мысленно пытаясь сосредоточиться и подобрать нужные слова.

— Тогда в чём проблема?

Она, всё ещё держа его лицо в своих руках, жгуче поцеловала Ричи в губы. Хотелось ответить на ласку — первую в жизни! — но Ричи держался. Он безвольно приоткрыл рот, позволяя Беверли облизать его губы, нежно коснуться языком стиснутых зубов.

Она отстранилась.

— В нас проблема, — хрипло продолжил Ричи. — Мы с тобой друзья, Бевви. Я хочу, чтобы мы всегда ими были.

Вентилятор сбоку двигался по кругу — когда он подул на них, разгорячённых и сидящих на краю постели, Беверли дёрнулась, и Ричи снова взглянул на соски-бусинки, которые так притягательно торчали из-под мягкой ткани.

Нет.

— Ричи...

— Всё хорошо. Послушай меня, — начал он торопливо. — Билл того не стоит. Не волнуйся о нём — он либо поймёт всё позже и одумается, либо не поймёт, и тогда к чёрту Денбро. Ты заслуживаешь лучшего. Точно не меня, Бев, — Ричи осторожно положил ладони Беверли на плечи.

Она вся будто уменьшилась в размере — Ричи представлял Беверли сильной и покрупнее, но кости под его ладонями ощущались явно. Хрупкость её рук и тела тоже была явной. Ричи ласково коснулся шеи с бархатной кожей, задел пальцами цепочку, которую Бев всегда носила — на ней висел уже почерневший серебряный кулон-ключик. Ричи заставил Беверли поднять на него глаза.

— Слышишь меня? — произнёс он мягко. — Мы не будем играться с чувствами друг друга, как делают всякие мудаки, окей?

Тишина, что повисла в комнате после его слов, стала пугающей. Долгой.

От былого возбуждения не осталось и следа, и Ричи собой гордился — тело всё же не подвело его, послушалось. Взгляд, который он увидел на лице Беверли, был ожидаем: она виновато потупила глаза, щёки покрылись алым румянцем так, что веснушки пропали из виду.

— Эй.

Ричи потрепал её по кудрявым коротким волосам.

— Не обижайся, пожалуйста.

— Чёрт, я такая дура. Прости меня, Ричи, — Беверли скатилась на постель сбоку, стыдливо прикрывая руками грудь. Притянула к себе рубашку. — Прости меня, пожалуйста. Не знаю, что на меня нашло.

— Брось себя ругать. Такое... наверное, случается. Забей. Я могу обнять тебя, если хочешь?

Случается такое или нет — Ричи понятия не имел. Главное, что волновало его сейчас — чтобы Беверли не закрылась и не ушла. Ричи бы не хотел её обидеть.

— Я могу быть серьёзным, видишь? Все вы любите подшутить над стариной Ричи, а старина Ричи может быть хорошим. Иди сюда, — он схватился за запястья Беверли, которая уже успела одеться и с подавленным видом сидела рядом. Ричи потянул её на себя и окружил крепкими дружескими объятиями.

Поразительно, как всё менялось от эмоций. Ещё пять минут назад его трясло от близости такой роскошной девчонки рядом, а теперь — накрыло желанием заботиться. Ричи сильнее стиснул Беверли.

— Ты меня задушишь! — прокряхтела она ему в грудь.

— Эти объятия должны восстанавливать моральный дух. Я жду, когда подействует! — невозмутимо отозвался Ричи, всё же немного ослабив хватку. — Действует?

Беверли шумно вдохнула и выдохнула.

— Да, да, Ричи, можешь отпускать.

— Я не слышу, прости, — наигранно ответил он.

— Какой же ты придурок.

Ричи услышал нечто волшебное — он услышал в голосе Беверли весёлые нотки.

— Кажется, тебе уже лучше, — довольно промурлыкал он и отпустил Бев.

Выглядела она и вправду лучше. Улыбка, пусть и слабая, украшала её губы.

— Окончательно тут поможет только свежий лимонад со льдом и пицца. Правда, пицца вчерашняя, но она лежит в холодильнике. Будешь?

Беверли коротко кивнула ему. Поправила на рубашке концы, завязав их над шортами. Ричи хотел пошутить что-нибудь про свой первый поцелуй, который теперь навсегда будет принадлежать Беверли, но не стал. Чересчур. Поэтому он молча и бережно взял её за руку и потащил за собой к лестнице на первый этаж, где располагалась кухня.

Пока они спускались, Беверли позади прошептала: «Спасибо». Ричи не считал, что его нужно было благодарить, но всё равно обернулся, понимающе посмотрев ей в глаза.

@темы: фанфикшен, G — PG-13, Оно (2017), Ричи Тозиер, Беверли Марш, фб 18